Девочка подняла голову. Впервые за долгое время, она увидела честную, добрую улыбку, обращенную к ней. Ей никто не улыбался, никто не предлагал дружбы. Зная о трагической судьбе девочки, все надевали лживые маски сочувствия, утешения. Добрые слова и редкие, сдержанные объятия смердели неискренностью. Это были вынужденные слова и объятия, которые просто требовались в подобных случаях, чтобы успокоить ребенка, притупить его горе. Ничто не могло ее утешить, все стало пустым, бесформенным и фальшивым. Фальшивая ласка, фальшивые слова о том, что мама ушла в лучшее место и всегда будет рядом, фальшивые обещания, фальшивое сострадание. Ложь, ложь, сплошная, блаженная ложь настолько же пустая, как бездонное горе в ее душе. Взрослые чувствовали неладное в девочке, но открытой неприязни не выражали. Когда ее проклятье впервые проявило себя, вынужденная доброта и неловкость сменили враждебность. Взрослые тактично и сдержанно проявляли их, предпочитали не замечать девочку, а порой даже избегать. Поэтому на все издевательства одноклассников учителя закрывали глаза. Они видели в ней функцию: задать вопрос на уроке, дать задание на дом, проверить его, взять несколько анализов для медицинских исследований, провести психологический тест. Астрея быстро поняла это и, не в силах возражать, просто подчинялась, словно послушная кукла. В ней видели функцию, она ей и стала.
Дети оказались искренны в своем недружелюбии. Сперва, они пробовали сблизиться, но быстро их попытки пресекали спонтанные выплески злобы. Чистой, ничем не скрываемой детской жестокости, что вскипала при разговоре с Астреей. Одноклассники обзывали ее вонючей кучей, грязнулей, спрашивали, почему она не моется, твердили, что от нее воняет, что она уродлива и не заслуживает к себе жалости. Они прятали ее портфель, пачкали вещи и обидно шутили, придумывая на переменах стишки. Иные боялись подходить, ощущая зловещую ауру вокруг девочки. Сама же она страдала от кошмаров, в которых являлись чудовища, рвущие ее на части клыками и когтями. Просыпаясь, это боль от кровожадной расправы не прекращалась, всюду оставались шрамы. С каждым днем муки становились все невыносимей. Казалось, кровь кипит, а кожу и мясо сдирают с костей. Она давно поняла, что в школе ее держат в качестве эксперимента, чтобы изучить влияние проклятья на окружающих. Весь мир стал враждебен, отторгал ее и таких, как она. Астрея смирилась с участью подопытной.
В одиночестве девочка находила покой.
И только дурашливый мальчик с белыми волосами искренне и открыто улыбался, говорил честно, без всякой скрываемой злобы. Он и в самом деле не замечал ничего необычного, отторгающего и вызывающего гнев. Астрея видела во взгляде его чистую и честную доброту.
– Ты что?.. – всхлипнула Астрея и тут же вытерла слезы. Голубые глаза девочки засияли волшебными огоньками. В них вновь появилась надежда. Надежда избавиться от боли, съедающей тело каждую секунду. От мучительной пустоты одиночества. Может быть, у нее получится, маловероятно, но все же, обрести давно позабытое чувство радости. – Ты дурак?
Шонэс уверенно кивнул, а потом смущенно вжал голову в плечи.
– Ну, может, чуть-чуть. Но, если тебе полегчает, могу быть и самым большим дураком во Вселенной.
Она обдумала предложение младшего Таитэ. Уголки ее губ дрогнули, и Астрея усмехнулась. Она думала, что уже никогда не сможет посмеяться. Девочка засияла подобно звезде в ночном небе.
– Меня зовут, Астрея. Хорошо. Давай дружить.
Линар клонился к закату, когда Джена села на монорельс до дома. Она смотрела на затухающее над городом светило, как звезда и свет уступают дневную вахту лунам. Половина неба окрасилось в теплые тона красного и оранжевого, которые разливались в отражениях стеклянной скорлупы некоторых небоскребов. Восток столицы уже поглотили грозовые тучи.
Бесконечное заседание высосало из Джены все силы. Она старалась не думать о работе и хотела поскорее вернуться домой, к мужу и исчезнуть в домашней суете. Женщина встретила сыновей на остановке и спросила их о том, как прошел день. Старший – Ринэс ограничился простым «нормально», но младшенький Шонэс вдохнул глубже и начал изливать все впечатления, захлебываясь в восторге. Он не упускал ни единой детали, рассказывая о школе так, словно побывал в самом поразительном месте, какое может быть. Мальчик говорил про Священные Миры, о которых узнал на уроке астрономии, о биологии, математике – всем он считал своим долгом поделиться. Запнулся Шонэс лишь на моменте, когда упомянул знакомство с Астреей Райнэ.