– Говоришь так, будто тут плохие номера, – промурлыкала его спутница. Девушка моложе мужчины вдвое, прижималась к нему, словно ласкающаяся кошка.
– Дома нет этих наемников, там спиться спокойней.
– Ой, а ты собираешься спать этой ночью? – кокетливо поинтересовалась спутница.
Она завела руку под пиджак и поводила ладонью по животу кавалера. Он лишь недовольно пропыхтел в ответ, хоть щеки его и покраснели.
Поднявшись на эскалаторе, Алексей повернул направо, чтобы обогнуть громадное сооружение в виде колонны в тридцать этажей. Она хребтом всего здания примыкала к одному из его углов. В недрах этого монументального цилиндра стремительно скользили стеклянные капсулы лифтов. Алексей снял куртку и подошел к одной из автоматических дверей. На панели с цифрами он набрал необходимый этаж и нажал кнопу «ввод». Искусственный женский голос подтвердил команду и вежливо попросил подождать. Капсула всего за пару секунд вознеслась над холлом, быстро пролетела над столами регистрации на втором этаже, который сейчас пустовал, и миновала просторную комнату ожидания. Там, среди кофейных столиков и диванчиков, был и бар. Над ними громоздилась коническая конструкция из нескольких десятков плазменных телевизоров. Сейчас они черными зеркалами взирали на окружающий мир, но пару месяцев назад сияли информационными таблицами, рекламными роликами гостиницы и новостными каналами. Алексей насчитал несколько пожарных выходов, через которые можно будет улизнуть. Хорошо бы ни один из них не оказался заблокирован.
Колону лифтовой шахты окружали ребра гостиницы – короб лоджий с жилыми номерами и коридорами, уходящими вглубь здания. На десятом этаже, в некоем подобии стеклянного тоннеля, показался спортивный зал. Как ни странно, каждый тренажер был занят. Тренировались там наемники и совсем небольшое число богатых постояльцев, которые держались в сторонке от вояк.
– Слышал, китайские коммунисты заканчивают сгонять своих в бункеры, – заговорил полный мужчина в белом смокинге, обращаясь к лысому другу.
– Уже полгода их сгоняют, – кивнул приятель. – Можно позавидовать выдержке наших генералов. Лет восемьдесят назад уже парочка ядерных бомб перелетела бы через океан.
– Нам же лучше, – усмехнулся толстяк, вынимая кубинскую сигару. – Пока все на нервах, мы зарабатываем.
– И не говори, – расхохотался безволосый. – Каждый день, как последний. Затишье перед войной – лучшая пора для спекуляций и заработка. Недавно тут поставили крупную партию носков для армии, представляешь? Никогда не думал, что буду на них зарабатывать. У тебя бункер далеко?
– В Нью-Джерси, – толстяк закурил, чуть пожевав сигару. – Но он нахер не нужен. Я уже в пятницу уплыву на яхте. М, – он сделал пару затяжек, – знакомый генерал сказал, что минимум две недели никакой пальбы не будет. А в бункере оставлю любовницу с ее мужем.
– Лучше всех любовниц, на кой им мужики?
– Да они друг другу глотки перегрызут!
– Ну и что? Зато какое реалити-шоу, а! Будет, что посмотреть на яхте.
Друзья расхохотались.
Лифт остановился, и искусственный голос поблагодарил за ожидание, назвав двадцать пятый этаж. Алексей вышел из лифта и внимательно осмотрелся. Прямо перед ним в самом центре зала возвышалась скульптура, напоминающая осенний клен. Ствол его был сложен их прутьев отполированного металла, что сплетались в тоненький ствол и распускались в ветви. Их украшала россыпь блистающих лепестков стекла янтарного цвета. Железное произведение искусства сияло подобием божественного древа из легенд. Над ветвями его на белых, еле уловимых взглядом нитях повисали хрустальные сферы, напоминающие мыльные пузыри, которые застыли в ледяной скорлупе.
Под высоким потолком сплелись, словно в коралловые рифы лампы. Мягким светом они создавали в полумраке высокого потолка причудливую композицию, будто морское дно превратилось в ночное небо. За рядами столиков и обширной сценой для танцев во всю стену протянулось панорамное окно. Откуда открывался вид на небоскребы Манхеттена, где-то внизу мерцали всполохи реклам Таймс-Сквер, озаряя стеклянные башни мистическим светом. Он растекался по зеркальным фасадам маслянистой краской всех цветов и оттенков, искрился в снежинках, превращал снегопад в град из драгоценностей.