Я решил, что не надо цитировать президента, особенно в той части, где речь шла о спасении России. Не всем может понравиться упование на чудо как вектор государственной политики.
Пришли. Скверик, расчищенные дорожки, пара скамеечек, изумленные лица охранников ближайшего ресторана. Нечасто им приходится наблюдать толпу, в параллель с которой движется эскорт машин с флажками на номерах. Поинтересоваться, что происходит, ни у кого из них желания не оказалось.
Толстяк протянул газету. Поблагодарив, я уселся на нее и приготовился слушать.
– Излагайте.
– Мне надо похудеть.
– Зачем?
– Ну это очень личное. Я полюбил одну женщину, она ждет от меня ребенка. Я с таким весом не жилец, а мне вдруг страшно захотелось увидеть, как ребенок будет расти! Надеюсь, вы меня понимаете?
– Понимаю. А почему именно я? Есть диеты, лекарства, клиники…
– Я перепробовал все. Могу сам написать книгу. Ничего не помогает.
Я задумался и затих. Мне было жалко толстяка, но в то же время я четко осознал, что помочь всем вокруг не смогу. Единой мыслью не обойдешься. Не хватает какого-то непреложного условия. Давайте посчитаем…
Думать необходимо в высшей степени конкретно. Попытаться увидеть или почувствовать человека, которому хочешь помочь, проникнуться им – это требует времени. Ну, скажем, минуту на человека.
С учетом входа-выхода, скажем, две. Умножаем пять миллиардов на две минуты, получаем десять миллиардов минут. Ну, не будем выходить за рамки собственной юрисдикции и займемся только Россией. Сто пятьдесят миллионов – да на две минуты… Триста миллионов минут, или пять миллионов часов, или двести восемь тысяч триста тридцать три и тридцать три сотых дня, или почти пятьсот семьдесят один год. И ведь при этом россияне будут размножаться. Конечно, естественная убыль населения…
Хорошо… Допустим, помощь каждому займет две минуты. А сколько времени продлится судебное разбирательство прегрешений? Может, время остановится?.. Или что-нибудь еще, столь же трогательно ненаучное… Но даже если предположить, что я смогу нереально ускориться, если начну мыслить со сверхсветовыми скоростями – забудем ограничения Эйнштейна, – то гражданам предстоит выстраиваться в очередь еще лет пятьсот… Поневоле задумаешься о справедливости соображений кремлевских деятелей относительно длительности процедуры Страшного суда.
Повезло найти работенку на пару тысячелетий! Оно и неплохо. Сколько же прекрасных ночей с Эльгой!..
– Владимир, если надо заплатить, вы скажите!
Мое молчание было воспринято толстяком по-своему. Я не обиделся, а огорчился.
Посмотрел толстяку прямо в глаза и спросил:
– Вы в Бога верите?
– Да, наверное, хотя в церковь хожу нечасто. Вернее, редко.
– Я вас не для галочки спрашиваю. Загляните в себя, вы в Бога верите? Если да, то я вам смогу помочь, а если нет, вы не по адресу.
Толстяк задумался, тяжело вздохнул и ответил:
– Не знаю… Врать не могу… Но я очень люблю ее и ребенка, которого она скоро родит, и очень хочу поверить…
– Похудеете. Все будет хорошо. Идите к ним.
Толстяк побрел в сторону водителя, было видно, что он сконфужен. Продолжая идти, он принялся поддергивать спускавшиеся брюки. Потом почувствовал, как обвисла одежда. Под дубленкой образовалось слишком много пространства.
К машине он подошел совсем другим человеком, щеки уплотнились, второй подбородок исчез, появились скулы и даже намек на шею.
Он повернулся в мою сторону и крикнул:
– Спасибо!
Продолжать в таком темпе невозможно: скорость сотворения чудес ни за что не превзойдет скорости роста толпы страждущих. А я превращусь в действующий мемориал себе – «Владимир, творящий чудеса». Пройдохи начнут торговать местами в очереди, а проживающие рядом москвичи завалят мэрию требованиями освободить скверик от сектантов. А мне еще и в Лондоне не мешало бы оказаться. Куда позвонить?
Я набрал телефон, указанный Биллом в имейле, и попросил приятного юношу на том конце провода (впрочем, провода-то нет, у обоих сотовые) прислать за мной машину и подготовить самолет. Он пообещал, что меня подберут минут через двадцать.
– Где именно на Пречистенке вы находитесь?
– В скверике, не доезжая Чистого переулка. Там увидите толпу страждущих, все будут смотреть в одном направлении. Посмотрите туда же и увидите меня.
Ну а теперь, товарищ апостол, извольте творить чудеса во имя Его. Тот факт, что после ночи, проведенной с Эльгой, я не потерял дарованных способностей, грел душу. Может, все и не так плохо.