Нас тоже очень интересует Анна Семеновна Муравьева-Апостол и семеро ее детей, пачка же старинных писем на французском языке из Архива Октябрьской революции вполне способна удовлетворить любопытство…
Прочитав писем десять, привыкаем к их ритму, структуре и уж уверены, что 11-е, 25-е, 50-е послание начнется, скорее всего, с упреков рассеянному и ленивому Ивану Матвеевичу — редко пишет, на вопросы не отвечает, номеров на письмах не выставляет… Затем неизменная вторая часть всякого письма: денег нет, долги растут — что делать? Наконец — дети. Странно и даже страшновато читать милые подробности, смешные эпизоды, материнские опасения — а мы уже все наперед знаем, какими станут, что испытают, сколько проживут.
Письма из далеких старых лет — из первых томов «Войны и мира»…
О трех младших Анна Семеновна пишет маловато, уверенная, что отца пока что они не очень интересуют.
Крохотный Ипполит… У этого — особые права: самый юный, незнакомый отцу, но все же сын — третий продолжатель фамилии.
«Ипполит единственный из всех нас, кто делает все, что хочет», «Ипполит начинает интересоваться своим папа».
Анна Семеновна энергично, твердо, разумно управляет маленьким шумным государством (только изредка намекает на собственные болезни — «кровь горлом», — не думая и не гадая, что стоит на пороге смерти, и вспомнив о ней только однажды: «Если я увижу детей несчастными, то умру от горя!»).
Едва ли не в каждом письме отдается должное ее первой помощнице во всех делах, почти что второй матери для малышей, старшей дочери — Лизе (или Элизе).
Анна Семеновна однажды замечает, что «Элиза вообще самая необыкновенная девушка, которую она когда-либо знала»; в ту пору, пожалуй, только одну особу находили красивее Лизы Муравьевой-Апостол — Екатерину Муравьеву-Апостол, вторую дочь, которую мать ценит как личность не столь высоко, но «хороша так, что дальше уж некуда, и где ни появляется, все восхищаются». Между двумя красавицами и тремя малышами — двое мальчиков, которые большей частью находятся вне дома. 10 августа 1806 года, через 9 месяцев после Аустерлица и за 10 месяцев до Тильзита, сквозь воюющие армии, прорывается письмецо № 79: «Сегодня большой день, мальчики возвращаются в пансион», — то есть кончились каникулы. В связи с таким событием сыновьям разрешено самим написать отцу, и перед нами самые ранние из писем Матвея и Сергея, — конечно, по-французски.
13-летний Матвей: «Дорогой папа, сегодня я возвращаюсь. Я очень огорчен тем, что не получил награды, но я надеюсь, что награда будет возвращена в течение этого полугодия. Мама давала обед моему профессору, который обещал ей хорошенько за мной смотреть».
Чуть ниже корявый почерк десятилетнего Сергея: «Дорогой папа, я обнимаю тебя от глубины души. Я бы хотел иметь маленькое письмецо от тебя (к этому месту примечание матери: „Того же требует Матвей“). Ты еще мне никогда не писал. В этом году я иду на третий курс вместе с братом. Я обещал тебе хорошо работать. До свидания, дорогой папа, я тебя обнимаю от всего сердца». Подпись «Serge».
Младший тремя годами Сергей, как видно, по успехам догоняет старшего…
В парижские годы происходят постепенные перемены в старшинстве: Сергей, впервые обогнавший брата, незаметно становится «лидером», чье превосходство все более признает добродушный, склонный к сердечной меланхолии Матвей.
Пансионат господина Хикса — заведение первоклассное и весьма независимое.
Дети переходят из класса в класс под гром наполеоновских побед.
Двойной счет: «Наполеон — изверг»