— … Я внимательно слушаю, мистер Бауэр, — закончил фразу.
— Ставки не удел благородных, Сергей Валентинович, — осторожно заметил Альберт. — Но я согласен. Вы во многом правы. Однако просчитались. Воля не только семьи, но и самого императора. Вся информация содержится в письмах.
Я бесцеремонно вскрыл оба письма.
— Ах, императорская печать… — вздрогнул Альберт, схватившись за сердце.
— Я… бла-бла бла-бла, — начал читать письмо от императора.
— Сокровенно, — затрясся Альберт, — Будьте осторожны. Ведь сам император писал.
Я безразлично посмотрел на Бауэра, а затем продолжил чтение.
— Вы достойны… Заслуженная награда…пять тысяч крон в неделю…
— А⁈ — Пеппи вновь принял участие в бешенных гляделках.
Новая порция алкоголя вылетела из носа Саныча от услышанной зарплаты.
— Изабеллушка, нет! — воскликнул Саныч, уронив голову на стол, будто перед ним лежало тело его погибшего товарища.
— Что же это такое? — дочитал глазами письмо, во избежание очередной истерии товарищей, — Восторги и овации. Как будто мы спасли принцессу Норберхуда от группового изнасилования.
Бауэр едва сдерживался от очередных оскорбительных слов, хоть они и не были направлены в этот раз на его персону. Он решил не обращать внимания на мою выходку, потому продолжил.
— Достойным по достоинству. Его светлость желает видеть вас всех, — на «всех» скривил лицо, — в окружении лучших. Такая честь выпадает лишь…
— Мажорным фламинго, — закончил я за него.
— Ты же… — хотел сказать Лепрекон, но мой суровый взгляд, заставил его вернуться к стакану.
Я начал читать следующее письмо. На этот раз молча.
Шапку письма украшали традиционные любезности, но дальше текст становился более неформальным. Первая строка гласила: «Тебе скоро исполнится шестнадцать…»
Действительно, вот уже почти шестнадцать лет я живу в новом мире. Хотя первая жизнь стёрлась из моей памяти, я всё же помню, что это моё второе рождение. В первый год жизни я не умел ходить, разговаривать и контролировать своё тело. Это было ужасно. Детская еда на вкус казалась мне омерзительной. Брр. Мурашки от воспоминаний.
«Следующие три месяца ты всё ещё находишься под опекой семьи…» — прочитал я дальше.
Да, я родился с золотой ложкой. Голубая кровь и успех в карьере. Про кровь в этом мире фраза является не говорящей, а реальной. Сколько не пытался найти этому объяснения, только натыкался на теологические заявления.
Моя жизнь обещала быть прекрасной, но одно моё действие повлекло за собой ряд событий. В конце концов я здесь. В грязном павильоне, но в кругу верных друзей.
— Хорошо, — сказал я, дочитав письмо. — Через три дня мы будем в столице.
Товарищи удивлённо посмотрели на меня, но промолчали. Настолько злым было выражение моего лица.
— Великолепно, — кивнул Альберт. — Тогда я немедленно откланяюсь.
Стоило только Бауэру покинуть павильон, как товарищи накинулись на меня с возмущениями. Но сколько они бы не приводили аргументов, я сухо вставлял: «нет». Объяснять и разжевывать всё не было желания. Внутри меня переполнял гнев, который периодически сменялся на уверенность в правильном решении. Иного выбора, как принять приглашение, не имелось. Во всех ключах вариант для нас выгоден, но для меня…для меня он скорее кабала какая-то. Да и товарищи прекрасно понимали, что лучше волочить скромное существование, чем мериться нарядами и манерами с аристократами. " Тьфу! Голубятина одна! " — вечное ворчание Саныча под нос при встрече с аристократами. Эгоистичное решение с моей стороны. Но что было бы если я отказал? Не думаю, что нас оставили в покое. Даже представить боюсь, на что они пошли бы…
Наступил день отъезда. Мы впятером сели в машину Саныча и отправились в путь. До столицы ехать было часов восемь, а от недовольства моей команды некуда было деться. В конце концов пришлось объяснить им причину моего решения.
— Ладно, — вздохнул я, заметив очередной раз унылые лица на заднем сиденье. — Говорю один раз. Перебьёте — закроем тему навсегда.
Я сразу же привлёк всеобщее внимание. Даже Саныч иногда отрывал взгляд от дороги, что было для него неприемлемо.
— Мой старший брат женится, и это означает, что он становится на шаг ближе к тому, чтобы возглавить семью. Меня пригласили на его свадьбу. Точнее, меня заставили прийти. Поскольку я ещё несовершеннолетний, я должен подчиниться воле семьи.
Тяжелые вздохи наполнили машину. Гнетущая атмосфера словно получила запах. Я сморщил нос. Мой взгляд старался не пересекаться с товарищами. Я боялся сбиться с мыслей и чувствовал вину за подобное решение, учитывая через что нам приходилось пройти.