В Москву Институт переехал осенью 1943 года. Жили в Химках, в маленькой комнате, в коммунальной квартире. На работу родители уезжали в 6 утра и возвращались в 12 ночи. Я каждый день варил кастрюлю каши, которой мы все и питались. В 1944 году отец впервые в жизни получил отдельную квартиру: две смежные комнаты в 26 кв. м. И кухня 5 кв. м. Хорошо помню, как первые недели мы постоянно все находились на кухне. В комнаты ходили только ночевать. Казалось, что это огромные и ненужные для жизни, лишние помещения.
Я упоминал, что у отца, за что бы он ни брался, всегда все получалось очень хорошо. Два бытовых примера. Во время войны все сотрудники института варили дома хозяйственное мыло. В магазинах оно не продавалось. У отца всегда мыло было лучше всех, хотя варили его по одному рецепту и из одинаковых составляющих. Второй пример. В довоенном молодежном журнале отец прочел статью, что картошку надо сажать глазками. Вера в науку, во все новое, у него была несокрушимая. И в 1944 году он начинает сажать картошку по науке. Я сам видел, как друзья буквально хватали его за руки, кричали, что он уморит семью голодом, чтобы он пожалел ребенка, показывая на меня. Отец был тверд. Помню, как мы после посадки принесли домой назад несколько ведер картошки и с удовольствием ели ее. Осенью весь институт ходил смотреть на наш урожай. Он оказался самым лучшим, наука, как всегда, отца не подвела.
Прежде чем приступить к описанию главного этапа деятельности отца и его товарищей — работе над Атомным Проектом, — необходимо еще небольшое отступление. Я никогда не слышал от отца никаких претензий к разработчикам реактивных и ракетных двигателей, которые, пользуясь результатами его научных исследований, очень редко делали ссылки на его работы. Только однажды, уже в начале 60-х годов, был такой эпизод. Целый день отец сосредоточенно о чем-то размышлял, прогуливался, не садясь за письменный стол, что было необычно. Наконец он обратился ко мне: «Сделал исключительно красивую работу. Знаю, она очень нужна разработчикам ракетных двигателей. Они никогда до этого не додумаются. Рука не поднимается публиковать ее. Опять используют, и не сошлются на автора». Это был единственный случай, когда прорвалась, видимо, накопившаяся за многие годы обида. При этом отец отнюдь не был честолюбивым. Это видно на следующем примере. Отец делился со мной опытом работы: «Если хочешь, чтобы твое предложение было реализовано, используй прием, который я использовал неоднократно и всегда успешно. Надо убедить начальника, от которого зависит внедрение предложения, что это его идея. Тогда идея будет внедрена оперативно». А то, что у нее будет другой автор, отца не волновало. Главное, чтобы общее дело продвигалось успешно.
К. И. Щелкин, 1946 год
КБ-11
Крайне ограничен был доступ лиц к проблеме создания атомной бомбы в целом. Один, да восемь, да три — всего двенадцать человек! Один — председатель Совета Министров СССР И. В. Сталин. Восемь членов Специального Комитета (СК) — нового государственного органа управления всей деятельностью по использованию атомной энергии в СССР, созданного И. В. Сталиным 20 августа 1945 года сразу после взрывов в Хиросиме и Нагасаки. Персонально: Л. П. Берия — заместитель председателя СМ СССР, председатель СК; Г. М. Маленков — секретарь ЦК; Н. А. Вознесенский — председатель Госплана; Б. Л. Ванников — начальник Первого Главного Управления (ПТУ) по непосредственному руководству атомной отраслью; А. П. Завенягин — первый зам. начальника ПТУ; И. В. Курчатов — научный руководитель Атомного Проекта; В. А. Махнев — генерал, секретарь СК; М. К. Первухин — министр химической промышленности. Девятый член СК, П. Л. Капица, фактически не приступал к работе в нем. Три руководителя конструкторского бюро КБ-11 по созданию атомного оружия: П. М. Зернов — начальник; Ю. Б. Харитон — Главный конструктор с 21 июня 1946 года; К. И. Щелкин — заместитель Главного конструктора с марта 1947 года. Ни Политбюро, ни ЦК, ни Министр обороны, ни Министр иностранных дел информации не имели! В эту компанию «посвященных» и попадает последним, двенадцатым, 35-летний профессор Кирилл Иванович Щелкин. Март 1947 года — дата официального назначения отца. До этого его видели в Москве с Курчатовым и Харитоном. Вот как об этом вспоминает Харитон: «Мы с Щелкиным составили первый список научных работников. Их было 70. Это показалось огромным числом, мол, зачем столько. Никто тогда не представлял масштабов работ».