— Разумеется, ты должна ехать, — обратился он к Арабелле. — Хотелось бы мне иметь богатую крестную! Старушка миссис Кальн никогда ничего для меня не делала, только как-то подарила дьявольскую книгу под названием «Утешитель христиан» или что-то вроде того; этим можно просто свести с ума!
— Да, это было довольно-таки плохо с ее стороны, — согласилась Маргарет. — Даже папа сказал, что если она считала, что у тебя есть интерес к подобного рода литературе, то могла бы предположить, что эту книгу ты можешь найти у него на полках.
— Да, отец знает, что к этому меня совершенно не тянет, и я ему, разумеется, скажу, чтобы он от меня и не ожидал ничего подобного, — торжественно заметил Бертрам. — Возможно он дьявольский пуританин и с головы до ног забит старомодными понятиями, но в душе он парень что надо и никого не мучает всяким вздором.
— Да, да, — сказала Арабелла, сгорая от нетерпения, — но знает ли он об этом письме? Позволит ли мне ехать?
— Я полагаю, что вообще-то ему все это не нравится, но он сказал, что не имеет права становиться у тебя на пути, и верит, что ты сможешь достойно вести себя в обществе и никому не позволишь вскружить себе голову. Конечно, — добавил Бертрам с прямотой, которую мог позволить себе только родной брат, — я не думаю, что они будут опасаться, что ты свяжешься с кем-либо из дьявольских снобов, хотя небольшая вероятность этого все-таки существует.
— Но я не уверена, что они так обо мне думают, — сказала Арабелла. — Но расскажи мне все! Что леди Бридлингтон написала в письме?
— Господи, я не знаю! Я пытался что-нибудь понять в пустой болтовне древних греков и, когда вошла мама, слушал ее вполуха… Но я думаю, что она сама тебе все скажет. Она послала меня пригласить тебя в гардеробную.
— Боже мой, почему ты не сказал мне об этом сразу? — вскричала Арабелла, засовывая незаконченную рубашку в рабочий ящичек и вылетая из комнаты.
Дом викария, хотя и состоял только из двух этажей, представлял собой большое, старомодное здание, и, чтобы добраться до гардеробной миссис Тэллент, Арабелле пришлось промчаться через несколько продуваемых сквозняками коридоров, полы которых были покрыты поношенными половиками.
В Хайтреме вели респектабельный образ жизни, который обходился около трехсот фунтов в год. Семейный бюджет дополняли какие-то деньги, которые полагались отцу как священнику, но из-за многочисленности обитателей о новых коврах в коридорах можно было только мечтать. Викарий, сам будучи сыном помещика, женился на прелестной мисс Тиил, которая со своей стороны не нашла ничего лучшего, чем выйти замуж за младшего сына в семье. В самом деле в то время все говорили, что ее замужество шло вразрез с интересами ее семьи, и возможно, если бы она немного подождала, то могла бы получить в мужья баронета. Вместо этого она с первого взгляда влюбилась в Генри Тэллента. Но поскольку ее избранник был благородного происхождения, а у ее родителей были другие дочери, которых тоже надо было выдавать замуж, ей разрешили поступать по-своему. И если не считать мыслей о большем материальном благополучии или желании удержать Генри от облагодетельствования всех нищих, которые встречались ему на пути, у нее не было никаких причин сожалеть о сделанном выборе. Несомненно, ей хотелось бы построить в доме викария новые уборные и установить плиты на кухне или, подобно брату мужа, расставить во всех комнатах свечи, но она была разумной женщиной и, даже когда на кухне дымил открытый огонь или из-за плохой погоды было крайне неудобно пользоваться уличными уборными, понимала, что она с Генри более счастлива, чем могла бы быть с почти забытым ею баронетом. Она полностью соглашалась с мужем в том, что как бы ни сложилась судьба, сыновья, по крайней мере, должны иметь возможность учиться. Но все-таки, даже когда она направляла все средства на респектабельное содержание Джеймса и Бертрама, она постепенно все более и более сосредотачивала свои амбиции на будущем своей старшей и самой красивой дочери. Не сетуя на то, что ей самой не удалось блистать далее Йорка и Скарборо, она решила, что Арабелла не должна подчиняться обстоятельствам. Возможно, эта мысль уже зарождалась в ней, когда она пригласила школьную подругу Арабеллу Гаверхилл, которой удалось сделать блестящую партию, крестить свою только что родившуюся дочь. Конечно же, ее решение послать юную Арабеллу дебютировать в обществе под покровительством леди Бридлингтон созрело уже давно. Годами поддерживая нечастую, но регулярную переписку со своей старинной подругой, она была уверена, что жизнь ни в коей мере не повлияла на доброту, которой отличалась полноватая и веселая мисс Гаверхилл. Бог не подарил леди Бридлингтон дочери, у нее был только один сын, семью или восемью годами старше Арабеллы; и с точки зрения ее подруги это была несомненная удача. Ведь мать подающих надежды девушек, какой бы доброй она ни была, скорее всего не приняла бы под свое крылышко еще одну молодую особу, ищущую подходящего мужа. Но вдова с состоянием, знающая все повороты моды и не имеющая дочерей, которых необходимо вывозить в свет, вполне могла бы воспользоваться возможностью сопровождать юную протеже на балы, приемы, званые вечера, которыми она сама восхищалась. Миссис Тэллент просто не могла представить себе ничего другого. И не была разочарована. Леди Бридлингтон, измарав несколько листков с золотым орнаментом, подумала о том, почему бы ей самой не воспользоваться преимуществами общества Арабеллы. Она ужасно скучала — больше всего на свете ей нравилось, когда ее окружали молодые люди. Для нее большим горем, писала она, было то, что у нее нет своих дочерей, и, без сомнения, она сразу же полюбит девочку своей дорогой Софии и с величайшим нетерпением будет ждать ее приезда. Миссис Тэллент не следует даже и высказывать никаких доводов против поездки ее дочери в столицу. Генри Тэллент мог бы посчитать письма леди Бридлингтон глупыми и легкомысленными, но ее светлость, не отличаясь глубиной мышления, несомненно обладала значительным здравым смыслом. София может быть спокойна, писала она, она сделает все возможное, чтобы подыскать Арабелле подходящего мужа. При этом намекнула, что у нее на примете есть несколько достойных холостяков.