4. Мамун был сыном Харуна и персидской рабыни. То есть в его жилах текло три шестнадцатых арабской и тринадцать шестнадцатых неарабской крови, как и у Мутасима.
5. Матерью Васика была греческая рабыня. Таким образом, по национальности он был на одну десятую арабом и на девять десятых неарабом.
Безусловно, генетика слишком сложная наука, чтобы сводиться к столь простой арифметике. Тем не менее подобные подсчеты дают некоторое представление о том, как мало арабской крови бежало по венам последних Аббасидов. Конечно, многие представители влиятельных семей, даже нося арабские имена, имели столь же смешанное происхождение.
* * *
Как мы уже отмечали, основной тенденцией раннего ислама было скорее подчеркивать внешние, формальные обязанности, предписываемые религией, а не поощрять попытки отдельной человеческой души войти в индивидуальный контакт с Богом. Действительно, подчеркивание единства, могущества и величия Бога должно было, по крайней мере, подразумевать его недоступность.
Трудно узнать наверняка, что по этому поводу думал сам Пророк. Кое-где Коран побуждает мусульман наслаждаться благами этого мира, и многие арабы, которые в результате завоеваний стали обладателями изрядной доли этих благ, охотно цитировали эти стихи. Тем не менее ни Мухаммад, ни его первые два преемника не предавались излишествам, за исключением разве что многоженства. Пророк не нажил богатства и даже не пользовался самыми элементарными удобствами. Его пища, одежда, дом и обстановка были до крайности простыми даже тогда, когда, если б он только пожелал, к его услугам были бы огромные денежные суммы.
После учреждения дамасского халифата ортодоксальный взгляд сошелся с официальным в том, что наслаждение земными радостями совершенно законно, при условии верного соблюдения различных законов, изложенных в Коране и Сунне. Однако, несмотря на это, всегда, даже при жизни Мухаммада и его ближайших преемников, существовали мусульманские аскеты. Некоторые из них жили в пустыне, в нищете, занимались подвижничеством и предавались долгим молитвам. Возможно, в какой-то степени причиной таких тенденций стал страх перед адским огнем, столь живо описанным в Коране. Некоторых из этих аскетов называли «плачущими» за то, что они горько плакали от покаянных чувств и страха возмездия.
Но постепенно аскеты пошли дальше и стали стремиться к некоему личному контакту с Богом, даже к некоей интимности или божественной любви — к религии сердца. Правоверные не были готовы признать подобную возможность. Ислам видел Бога таким величественным и всемогущим, что для ортодоксов сама мысль о взаимной любви между ним и человеческим существом выглядела почти кощунственной. Человек, утверждали они, раб Бога. Его долг сводится к тому, чтобы свидетельствовать об единстве Бога, повиноваться его повелениям и переносить превратности жизни с терпением и покорностью. Ортодоксальные вероучители и богословы не одобряли даже того, что аскеты уделяли особое внимание испытанию совести. По мнению официальных религиозных наставников, Коран и Сунна заключали в себе все необходимое для спасения. Обращение к собственной совести вполне могло привести человека к ереси.
Одним из ранних учителей этой более эзотерической формы ислама стал Хасан ал-Басри, умерший в 728 г. в правление халифа Хишама. Хариджиты с крайней враждебностью относились к мистическим склонностям аскетов, которые стали называться суфиями из-за того, что имели обычай носить единственное одеяние из шерсти (по-арабски суф). Шииты также отвергали мысль о прямом общении между Богом и человеком. Согласно их учению, роль наставников и посредников между Богом и человеческим родом принадлежала имамам.
Возможно, ортодоксальные богословы поступили бы правильнее, если бы приняли суфиев, а затем установили над ними контроль. Но поскольку почти повсеместно религиозные лидеры относились к ним враждебно, некоторые из них стали впадать в разнообразные ереси. Одним из самых известных мистиков этого раннего периода был Зу ан-Нун, освобожденный суданский раб, который полностью отрицал мироздание. Осужденного за ересь, его в цепях доставили к халифу Мутаваккилю. Однако Зу ан-Нун говорил с таким благочестием и смирением, что Повелитель правоверных был растроган до слез и приказал немедленно отпустить его.
За правлением Мутаваккиля последовали политические неурядицы, нищета и лишения, вызванные годами анархии. Порожденные ими страхи и страдания народа благоприятствовали развитию более духовной и личной религии, которую пытался задушить материализм благополучных лет.