По-видимому, никто не предвидел кризиса. В обществе не ощущалось ни напряжения, ни беспокойства наподобие того, что предшествовало финальному падению Омейядов. Правда, существовала ненависть к тюркским воинам, а предоставление тюркам значительной власти встречало осуждение, но халиф и его войска жили в полуизоляции в Самарре, а народ вряд ли был хорошо осведомлен о дворцовых интригах. На самом деле, именно в этом таилась опасность. С самого возникновения империи вся власть — религиозная, политическая и военная — была сосредоточена в руках халифа. Происходили бесчисленные восстания, но они не были направлены против самого института халифата, в отличие от современных выступлений левых против какого-нибудь диктатора. Почти все эти возмущения принимали форму требований, но не ограничения власти существующего халифа, а его замены как человека, недостойного занимать свое место. Ни один из множества недовольных не думал, что раз уж халиф всемогущ, то путь к абсолютной власти пролегает через ограничение власти халифа.
Пока Повелитель правоверных жил в своей столице в окружении своего народа, такой подход, вероятно, был невозможен. Но Мутасим сознательно переехал из Багдада в Самарру в сопровождении только своих элитных войск, состоявших из тюрков. Он их не боялся — они были его любимцами, которых он лелеял как зеницу ока. Но, перенеся халифат в Самарру и окружив его одними «домашними войсками», он невольно поставил своих наследников в зависимость от их благосклонности. Разумеется, никто этого не понял, и поначалу этого не осознавали даже сами тюркские наемники.
* * *
В тепличной атмосфере Самарры среди тюркских офицеров уже шли интриги. Некоторые из них завидовали Буге аш-Шураби, тюрку, который стал самым влиятельным человеком при дворе и пользовался доверием халифа. Буга был рабом и, пока не выдвинулся на высокие посты, исполнял обязанности дворцового распорядителя. И здесь тоже скрывалась опасность, поскольку никто не может быть героем для собственного камердинера. Сколько раз в истории зачинщиками революций становились привилегированные и избалованные воины императорской гвардии, в то время как на далеких границах простые солдаты, лишенные уважения и заботы, по-прежнему хранили преданность своему императору. Мутаваккиль, по всей вероятности, был совершенно заурядной личностью, а тюрки слишком приблизились к нему. При взгляде с такого расстояния его увлечение наложницами, чрезмерное пристрастие к вину и неспособность контролировать сыновей не вызывали у них уважения. Тесное общение, как водится, породило презрение.
Недовольные офицеры анонимными письмами уведомили Бугу о том, что халиф намеревается подослать к нему убийц. В то же время Мутаваккиля тем же способом предупредили о том, что Буга собирается его убить. Таким образом, и у халифа, и у его тюркского фаворита появились подозрения. Как раз в этот момент разгорелась ссора между Муттавакилем и его сыном Мунтасиром. Буга, полагая, что халиф собирается избавиться от него, решил нанести удар первым и сделать халифом Мунтасира, после чего, как он, без сомнения, ожидал, все в империи пойдет своим чередом.
Через несколько дней, во второй половине дня, Мутаваккиль находился в прекрасном настроении и весело болтал со своими близкими друзьями. Ближе к вечеру Повелитель правоверных развеселился еще больше и то и дело требовал налить вина, пока, наконец, не напился допьяна. Или, быть может, Буга, бывший рядом с ним, намеренно напоил его. Когда большинство придворных удалилось, в помещении остались только Буга и фаворит халифа Фатих ибн Хакан. Между ними сновал прислуживавший им мальчик.
Внезапно в комнату ворвалось пятеро тюрков с обнаженными мечами. «Что это, Буга?» — вскричал халиф в тревоге. «Это стражники, — ответил военачальник, — они будут спать у дверей моего господина, Повелителя правоверных».
Потенциальных убийц эти слова застигли врасплох, как и вид Буги, дружески пьющего вино с халифом, — ведь именно он приказал им прийти в этот час и убить халифа. Поэтому они отступили в смятении. Буга поспешил за ними и в резких выражениях приказал им сделать свое дело.
Пятеро воинов бегом вернулись в комнату, и один из них ударил халифа мечом по голове, но только отрубил ему ухо. Кто-то крикнул: «Спокойнее, приятель. Целься лучше — так не годится». Затем один из них бросился на перепуганного Мутаваккиля, который пытался оттолкнуть его голыми руками. «Ради Бога, — крикнул фаворит Фатих, — это же Повелитель правоверных». — «Закрой рот, глупец», — крикнул тюрк Буга и пронзил его мечом. Через несколько секунд халиф и его товарищ без движения лежали на полу в лужах крови. Прислужник спрятался за драпировками и остался невредимым.