Мы рассмотрели здесь эти религиозные противоречия по двум причинам. Совершенно не коснуться богословской литературы, значило бы дать искаженную картину арабской литературы, значительная часть которой религиозна. Кроме того, религиозные противоречия образуют фон для всей литературы этого периода, поскольку почти каждый значительный писатель так или иначе интересовался ими и его отношение к ним отразилось в его произведениях. Однако в дальнейшем мы не станем снова возвращаться к религиозным движениям, кроме как в связи с теми поздними писателями, которые занимают особое место и в литературе и в теологии.
Важнейшим литературным явлением, связанным с ортодоксальной реакцией, было составление окончательного свода предания **. Хотя Малик ибн Анас и ортодоксальные богословы провозгласили принцип, что право должно основываться на предании, большая группа традиционалистов изучала его не столько с юридической, сколько с теологической точки зрения, и ни один традиционалист не назначался на судейскую должность, если он не изучал права. Чтобы исправить это, был введен новый способ изложения предания. Прежние своды, среди которых важнейший — Муснад Ибн Хан-бала, группировали предания независимо от содержания под именем того современника Мухаммада, на которого ссылались как на первоисточник. По новой системе предания располагались тематически с целью показать, что изучение преданий сзмо по себе дает практический опыт в юриспруденции.
______________
** О жизни, действиях и словах Мухаммада. (Прим. перев.)
Первый свод нового типа, составленный ал-Бухари (ум. в 870 г.), был предназначен служить руководством {53} по юриспруденции, хотя он, кроме чисто юридических, включает самые разнообразные предания — биографические, этические и медицинские. Каждый раздел предваряется введением, объясняющим юридическое применение содержащихся в нем преданий; в некоторых случаях мы даже находим названия глав без соответствующих преданий, из чего явствует, что автор свода придерживался тематического принципа. С другой стороны, современный ему свод, составленный Муслимом (ум. в 875 г.), предоставляет читателю самому решать вопрос о применении каждого предания и главным образом стремится представить полное собрание всех «здоровых» преданий.
Необходимость такой попытки назрела давно. История развития предания в исламе весьма примечательна. Поскольку проблемы, стоявшие перед ранней общиной, усложнились, в богословских кругах вошло в обычай строить предположения о том, каковы были бы действия (сунна) пророка при данном стечении обстоятельств, и пускать свое суждение в ход в виде предания (хадиса), исходящего от самого пророка. Эти предположения разнились в зависимости от противоречивых воззрений различных сект и партий и, естественно, что явно противоречили друг другу. Люди, изучавшие предания, поставленные перед необходимостью разобраться в них, прежде всего попытались установить достоверность цепи передатчиков (иснада), на которую опиралось предание. Предполагалось, что подлинность предания должна удостоверяться надежным человеком, слышавшим его от другого надежного человека, и так далее вплоть до современника пророка, который поклялся, что слышал, как пророк сказал те слова, или видел, как он совершил тот поступок, о котором рассказывается в предании. Однако иснад можно было подделать так же легко, как и само предание. И действительно, на протяжении двух столетий каждое движение в исламе старалось снискать поддержку своим целям, вкладывая в уста пророка изречения, которые говорили бы в пользу его позиции. Например, когда шииты заявили о праве Алидов на халифат, ортодоксы возражали, ссылаясь на предание: "У нас, пророков, нет наследников". Когда аскеты вложили в уста Мухаммада завет об отречении от всего мирского, практикующие юристы и деловые {54} люди ответили преданиями, предписывающими уделять мирским делам должное внимание. Этот конфликт перешел даже в область истории, где школа историков во главе с ал-Вакиди, стремясь оправдать роскошь двора и предать забвению скромность жизни Мухаммада, сумела ввести в заблуждение всех поздних писателей, утверждая, что Мухаммад и его сподвижники якобы пользовались всеми доступными им благами.
При таких обстоятельствах создание свода преданий, который мог бы считаться достоверным, стало настоятельной необходимостью. Традиционалисты, все еще придерживавшиеся (по крайней мере внешне) критерия иснада, в конечном счете сошлись на том, что лишь некоторые цепи передатчиков заслуживают доверия. Основываясь на этих принципах, ал-Бухари и Муслим выбрали предания из числа нескольких сотен тысяч и дали своим сводам название Сахих ("Здоровый"). Их выбор был признан, и два Сахиха заняли во всей последующей истории ислама второе место после Корана не столько потому, что они навсегда решили вопрос, какие предания подлинные и какие фальшивые, а ввиду того, что они свели воедино все те предания, которые были уже признаны подлинными в ортодоксальных кругах. Эти два собрания впоследствии были дополнены еще четырьмя сводами той же эпохи, вместе с которыми они составляют шесть «канонических» трудов в области мусульманского предания. Даже шииты в основном принимают два Сахиха, но имеют сверх того свои собственные канонизированные своды. Предания продолжали собирать еще несколько столетий, но из поздних компиляций лишь немногие имеют какое-то значение в истории арабской литературы.
В течение всего этого периода соперничество филологических школ Басры и Куфы не ослабевало, но они обе начали терять свои позиции перед лицом новой, багдадской школы. Труд ее основателя, Ибн Кутайбы из Мерва (ум. в 889 г.), определил направление этой школы. Его главное сочинение "Источники известий" в десяти книгах является литературной сокровищницей. По этому типу написано столько позднейших сочинений, что мы можем считать его прототипом определенного жанра в арабской литературе. Каждая книга посвящена определенной теме — власти, войне, дружбе, аскетизму {55} и т. п.; и под каждым заголовком и подзаголовком подобраны соответствующие цитаты из преданий, поэтов, а также из литературных и исторических источников. Автор позволяет себе известные вольности в обращении с материалом, сокращает и произвольно изменяет его, добиваясь большего эффекта. Благодаря таланту автора книга получилась хорошая и интересная, хотя следует признать, что его литературные вкусы не самостоятельны. Меньше по объему его "Книга предметов знания" — изложение ранних преданий арабов и иранцев наряду с краткими биографиями главных деятелей в мусульманской истории — и "Книга поэзии и поэтов". Во введении к этой книге, содержащей краткие биографии всех доисламских и послеисламских поэтов с образцами их творчества, он впервые в арабской филологии поднимает голос против догмы о несравненном превосходстве доисламских поэтов: