Варвары и франки покинули город, и царской семье пришлось вернуться во дворец. Шахджахан положил руку принцу на плечо и улыбнулся, чтобы как-то поддержать сына. Жизнь вернулась в прежнее русло, совершая новый виток. А Билл, вновь ставший Абильханом, по привычке добрел до своих покоев и остановился у окна, за которым все так же, как и несколько месяцев назад, шумел знойный день, кричали верблюды и пестрели навесы рынков. На раскрытой ладони лежала грубая шахматная фигурка, из тех, что бережно хранил Том в старом сундуке. Билл смотрел на нее и чувствовал, как внутри ширится и стынет, проникая во все его существо, неизбывная тоска.
Любовь есть вечный союз между Богом и человеком.
Она — огонь невидимый,
которым сердце расплетается к Божиему слову или воле,
а посему и сама она есть Бог.
Сковорода Г. С.
Ахмед замолк и окинул взглядом сгущающиеся теменью небеса. Солнце неохотно ползло за горизонт, теснимое ночью, словно не желало идти на покой, а желало остаться и тоже услышать, чем же закончилась история, рассказываемая стариком. Притихшие дети смирно сидели у его ног, еще не до конца в силу своей юности понимая, почему им так грустно. Где-то позади слушателей, закрыв лицо платком, плакала девушка.
- Как же так? – тихо спросил кто-то из собравшихся. – Неужели их пути так и разойдутся? Дед Ахмед, ты обещал нам историю о любви, а любовь оказалась несчастливой.
- Так и должно быть, - возразил другой. – Великие легенды всегда заканчиваются печально. Герои и храбрецы погибают, а влюбленные разлучаются ради блага остальных. Эта легенда тоже не исключение.
- Не спеши делать выводы, мой дорогой друг, - сказал Ахмед, не переставая улыбаться. – Вы еще не дослушали мою историю до конца. До заката солнца осталось совсем немного времени, но я успею вам поведать ее, откладывать уж нет смысла.
Он вздохнул и, снова затянувшись трубкой, нараспев заговорил.
- День за днем, ночь за ночью – покатилось колесо жизни с прежней скоростью. Постепенно былой порядок в стране восстановился, забылись злодеяния бессердечного аль-Мамуна, выскреблась песками кровь невинных с площади. Снова стал править Шахджахан, снова стали заседать Советы мудрейших и устраиваться пышные торжества. Но халиф вынес и свой урок из предательства брата, стал более осмотрительным и недоверчивым, жестким в решениях, самолично дотошно проверял каждого приближенного ко дворцу, чтобы оставить трон сыну безопасным, а тыл прочным.
Только не была все равно спокойной его душа. Надеялся Шахджахан, что по прошествии времени забудет принц Абильхан о своем северном возлюбленном, но шли дни, недели, а затем и месяцы, а рана в сердце принца не заживала. Все так же выходил Абильхан встречать знатных гостей, все так же улыбался им. На занятиях с учителями вел себя прилежно и учтиво, являлся на все переговоры и советы, в делах халифата был сведущ. Но мысли его были далеко и не принадлежали они ни народу своему, ни развлечениям, ни даже отцу. Лишь одному человеку, что где-то далеко, за синим морем, за зелеными долинами и серыми холмами, думал о нем, повернувшись обветренным лицом на восток…
Подарки, присланные из Каира от родственников матери, были забавными и красивыми, пестрели разнообразием и поражали дороговизной.
- Старый Шукри знает, чем порадовать глаз и сердце, - довольно приговаривал Шахджахан, вертя в руках усыпанную рубинами трость. – А вот, смотри, как занятно! Бывают же умельцы, способные сотворить такое, что песок в их руках становится послушным.
Билл посмотрел на стоящие в ряд стеклянные сосуды, в которых из разноцветного песка были невероятным образом сделаны картины. Красные дворцы, серые с голубым отливом верблюды и белые узоры на желтом фоне.
- Мило, - сказал он.
Халиф вдруг всплеснул руками и, восторженно охая, вытащил из горы даров звенящую изнутри коробку.
- Взгляни, Абильхан! Первые монеты имени тебя! Золото чистой плавки! Теперь ты самый молодой арабский принц, в чью честь выкованы деньги.
- Я рад. Теперь мной будут платить и размениваться.
Принц отложил очередной по счету отрез атласной ткани и, поклонившись, вышел из залы. Шахджахан бросил монеты обратно и, опустившись в кресло, устало подпер голову кулаком.