Амбарцумян знал о своем коллеге-ровеснике уже не первый год по литературе и рад был случаю познакомиться с ним.
Они встретились и разговорились. Это было в 1935 году. После того как выяснилось, что обоих интересуют одни и те же темы, разговор коснулся методов исследования.
— В теоретической астрофизике есть два метода, два пути, — заметил Амбарцумян своему коллеге. — Первый: сначала наблюдать и размышлять над смыслом наблюдений, а потом уже писать формулы; второй метод заключается только в писании математических формул. Мы называем второе направление формализмом, и оно нам чуждо. Природу нельзя загнать в колодки чисто математических формул, нужно считаться с объективной реальностью.
— Но я прежде всего математик! — Чандрасекар защищал второй метод.
Через два года Чандрасекар уехал в США и считается теперь американским ученым. Однако его ленинградский визит имел свое продолжение, представляющее немалый интерес. Коротко говоря, Чандрасекар не раз обнаруживал, что он и Амбарцумян занимаются одними и теми же научными проблемами. Почему же получались разные результаты? Чандрасекар погружался в мир уравнений, интегралов, сложнейших вычислений. Витая в высшем мире чистой математики, он в конце концов запутывался в физических проблемах.
Годы спустя, когда Амбарцумян разбирал гору поздравительных писем из многих стран, ему попалось и письмо Субрахманиана Чандрасекара. В числе других Чандрасекар поздравлял советского коллегу с блестящим решением полувековой математической задачи, над которой бились такие видные ученые, как Шварцшильд, Линдблат и другие. Однако и на этот раз Чандрасекар не оценил физического смысла работы Амбарцумяна, практического значения ее. А ведь именно эта заслуга Амбарцумяна была принята во внимание Советским правительством, которое в 1946 году присудило ему Государственную премию.
— Когда-то тебе, Виктор, слали в театр телеграммы, в которых шутливо называли профессором. Теперь ты настоящий профессор. Ведаешь кафедрой астрофизики университета. Трудишься в Пулковской обсерватории, — говорил Амазасп Асатурович. — И семья у тебя. И внучку мне подарил — Карине. Радоваться бы мне. А на душе тяжело…
— Всех нас давит горе, папа, но ты успокойся! Нельзя же бесконечно страдать.
Вся семья очень тяжело переживала смерть брата Левона. Как-то случилось, что о нем стали беспокоиться сразу, как только в мае 1933 года он уехал в Среднюю Азию руководителем одного из отрядов Темирской экспедиции. А в сентябре оттуда пришла телеграмма: «Левон Амазаспович тяжело болен. Выезжайте». В тот же день отец покинул Ленинград. Вот уже третьи сутки он не смыкал глаз: скоро ли покажется эта станция Джурун? Как медленно тащится поезд! Когда доехали, отец кинулся к телефону, чтобы позвонить в Темир начальнику геологоразведочной конторы Эмбанефть. И тут его постиг жестокий удар. На телефонной станции произошел такой разговор.
— Будьте любезны соединить меня с местной больницей.
— В больнице нет телефона.
— Тогда с геологоразведочной конторой.
— У них испорчена связь.
— Может быть, вы скажете, каково состояние здоровья начальника геологоразведочного отряда Амбарцумяна?
— Амбарцумян?.. Его похоронили три дня тому назад…
Смерть людей, близких по крови, по духу, причиняет острую боль. Потом, пока рана еще не зарубцевалась, она дает о себе знать при малейшем прикосновении. Но горе и закаляет человека. Кажется, что кто-то вдруг схватил тебя за рукав, выволок из бурно кипящего потока жизни и сказал: «Оглянись! Не стало человека, который шел рядом, чей локоть ты чувствовал. На твои плечи лег его груз». Человек оглядывается на пройденный путь и становится закаленнее.
Виктор Амазаспович вспомнил англичанина Эдуарда Милна. Совсем недавно произошел в университете разговор, к которому следует вернуться. «Непременно вернуться! Не забыть!»
А разговор был такой:
— Вы слышали, Виктор Амазаспович, как ваш старый «друг» Эдуард Милн беседовал с коллегами о возрасте Вселенной?
— Нет.
— Вот посмотрите! Из свежей заграничной почты.
Английский журнал сообщал, что состоялось заседание Королевского астрономического общества в Лондоне. Собрались светила — Артур Эддингтон, Джемс Джинс и Эдуард Милн. Ставя мир с ног на голову, эти люди противоборствуют, когда наука делает серьезный шаг на пути познания мира. Сторонники и последователи взглядов Эддингтона утверждают, что Вселенную нельзя представить себе наглядно, ее свойства можно описать только математически, ибо ни пространство, ни время не существуют реально, это якобы лишь формы наших представлений.