Прибывшие из Петербурга сразу же заметили, что армия не та, что была прежде. Одета несравненно проще — так, как должно одеваться для длинных, утомительных переходов и боев. Даже солдаты-гвардейцы и те напоминали своей толстой неуклюжей обувью и простой одеждой более крестьян, нежели бравых воинов. А уж строем и вовсе ходить разучились. Александр заметно помрачнел. А брат его Константин, глядя на проходящие мимо нестройные ряды русского войска, не смог сдержать негодования: «Эти люди только и умеют, что сражаться!» — вскричал он с досадой.
25 декабря 1812 года император Александр возвестил своим Манифестом окончание Отечественной войны. 1 января 1813 года русская армия перешла Неман. Корпуса, шедшие в авангарде, достигли в этот день Вислы.
18 апреля 1813 года русские войска переправились через Эльбу. В тот же день по армии распространилось печальное известие о смерти фельдмаршала Кутузова. «Непритворные слезы омочили глаза многих, кому сообщили сие, — записывал в свой дневник А. И. Михайловский-Данилевский, служивший в чине штабс-капитана в императорской свите по квартирмейстерской части. — Кутузов умер на высочайшей ступени человеческого величия, со славою избавителя отечества, самая смерть не могла постигнуть его в благоприятнейшую для него минуту, ибо через два дня после его кончины мы проиграли и отступали; казалось, он унес в гроб и счастие наше».
1 января 1814 года русская армия перешла Рейн и устремилась к Парижу. Перед событием этим, ведшим заграничный поход русских войск к успешному завершению, император Александр обратился к армии с приказом, в котором восклицал: «Воины! Мужество и храбрость ваша привели вас от Оки на Рейн. Они ведут нас далее: мы переходим за оный, вступаем в пределы той земли, с которою ведем кровопролитную, жестокую войну. Мы уже спасли, прославили Отечество свое, возвратили Европе свободу ея и независимость. Остается увенчать подвиг сей желаемым миром. Да водворится на всем шаре земном спокойствие и тишина! Да будет каждое царство под единою собственного правительства своего властию и законами благополучно! Да процветают в каждой земле ко всеобщему благоденствию народов вера, язык, науки, художества и торговля! Сие есть намерение наше, а не продолжение брани и разорения. Неприятели, вступая в средину царства нашего, нанесли нам много зла, но и претерпели за оное страшную казнь. Гнев Божий поразил их. Не уподобимся им: человеколюбивому Богу не может быть угодно бесчеловечие и зверство. Забудем дела их, понесем к ним не месть и злобу, но дружелюбие и простертую для примирения руку».
В течение всего заграничного похода Аракчеев неотлучно находился при императоре Александре. Как и прежде, граф ведал государевой перепиской. Именно через него доводил Александр до сведения своих генералов и армии высочайшие повеления, через него получал донесения и письма в свой адрес. Как и прежде, Аракчеев выполнял роль ближайшего советника императора. Даже утомленный до крайности от многочасовых разговоров на темы внешнеполитических дел, Александр не отказывался от беседы с графом. 9 февраля 1813 года государь писал Аракчееву: «С семи часов до сих пор я не зажимал, по несчастию, рта своего с этой проклятой политикой. Мочи нет! Если ничего необходимого у тебя нет, то я завтра поутру с тобой увижусь».
После освобождения русскими войсками Варшавы император поручил Аракчееву ведать делами по управлению Польшей. И судя по всему, Алексей Андреевич неплохо справлялся с этим поручением. «Я уверен, что ваше сиятельство знаете меня не со стороны льстивого человека, а потому и не опасаюсь, чтобы вы приняли за ласкательство, когда я скажу вам, что я чрезмерно был обрадован, узнав, что Его Императорскому Величеству угодно было препоручить вам отправление всех до герцогства Варшавского касающихся дел. Строгое наблюдение за исполнением воли Государя Императора, попечительность и точность, отличающие вас во всех случаях, подают мне несомненную надежду, что дела наши пойдут здесь гораздо скорее и успешнее противу прежнего», — так писал Аракчееву 30 сентября 1813 года из Варшавы H. H. Новосильцев, человек образованнейший, умный и волевой, проявивший свой незаурядный государственный ум еще в первые годы правления Александра. В указанное время Николай Николаевич работал над проектом польской конституции и был в курсе всех административных дел по Варшавскому герцогству.
Высокое значение Аракчеева во время заграничного похода в окружении императора Александра не было тайной в России. Здесь многие знали, что надежнее всего решить какое-либо дело у государя можно было через посредство влиятельного графа. Граф С. Творогов писал Аракчееву 5 октября 1813 года из Петербурга: «Город о вас говорит, что будто государь к вам так привык и такую доверенность получил, что никаких дел без вас не делает». Так, именно к Аракчееву обращался Василий Назарович Каразин со своими проблемами. Разочарованный тем, как пошли дела в основанном им в 1805 году Харьковском университете, деятельный Каразин организовал в 1811 году филотехническое общество. В своем письме к Аракчееву от 12 января 1814 года Василий Назарович просил его о покровительстве. «Когда сей важный проект испорчен был иностранцами при самом его начале, — писал он к графу, имея в виду свой проект организации Харьковского университета, — когда найдено даже средство замарать и дворянство, предложившее его, а учреждение это, которому положены были начала великие, единственно России свойственные, превратить в обыкновенный университет немецкий; то я в отчаянии вышел в отставку, и… чтоб поправить эту неудачу, принялся думать о филотехническом обществе. Это стоило новых, можно сказать, невероятных усилий и вместе новых неприятностей, которые надобно было перенести. Наконец, это общество существует и имеет уже с лишком восемьдесят членов. Ум дальновидный, не на одних буквах останавливающийся, одним словом, ум прямого сына Отечества, просвещенного Аракчеева, обнимет все последствия сего управления! Он и подобные умы, которых у нас (как и везде) не много, отдадут справедливость системе идей, приложенных вовремя к общественному благу. Но другие или взирают, или преследуют гонениями. Вообразите, сиятельнейший граф, что я нахожу бесчисленные препятствия даже в напечатании нынешнего отчета». В конце своего послания Каразин со свойственной ему возвышенностью восклицал: «Будьте моим покровителем, сиятельнейший граф, будьте моею подпорою! Я никого более не имею и иметь не забочусь. Верьте, что взаимно, с чувствованиями глубочайшего почтения, душевной преданности и благодарности, я на весь век мой пребуду — вашего сиятельства всепокорнейшим слугою». На этом письме стоит пометка рукою Аракчеева: «Во Франции 7 февраля».
Иногда бывает, что письма к тому или иному человеку раскрывают его сущность лучше, нежели его собственные письма. Письма В. Н. Каразина к Аракчееву из этого рода.
Харьковский подвижник писал графу и 29 марта, и 9 апреля 1814 года. 15 мая уже собиравшийся покинуть Париж Аракчеев ответил ему: «Милостивый государь мой, Василий Назарьевич! Получив в Париже письма ваши со всеми приложениями, обязываюсь принести вам, милостивый государь мой, искреннюю за оныя благодарность. Каждый член филотехнического общества без сомнения отдает справедливость познаниям вашим и наипаче трудам, цель коих, будучи бескорыстна и обращена к единой только пользе любезного Отечества нашего, тем более делает вам чести». Далее Алексей Андреевич поздравлял членов общества с окончанием войны, «единственной в своем роде и толико важной для России». «Велик Бог русский! И бессмертно Имя помазанника Его, Всемилостивейшего Государя нашего! Освобожденная от цепей Европа видит в Нем избавителя своего, и самая Франция удостоверилась теперь, колико великодушны и справедливы деяния Александра. Для воспоминания в нашем кругу эпохи сей, честь и славу России возвысившей, я считаю приличным препроводить к вам для хранения в филотехническом обществе одну золотую и одну серебряную медали, сделанные и поднесенные Государю императору в ту минуту, как удостоил Он посещения Своего парижский монетный двор.
Что принадлежит до записок, сообщенных мне: о новом способе добывать селитру и о средствах к уменьшению расходов по продовольствию войск за границею, то, находя их с своей стороны заслуживающими особого внимания и уважая с другой чрезмерные ныне занятия Его Величества устройством дел целой Европы, я не мог избрать лучшего, как препроводить бумаги сии к князю Алексею Ивановичу Горчакову[164] для доставления им дальнейшего хода по военному министерству, которому представляют они сугубые пользы».
164
Генерал-лейтенант А. И. Горчаков являлся в тот момент исполняющим должность министра военных сухопутных сил.