-- А чего о них беседовать?! Тоже мне нашел предмет -- прекрасные дамы.
Кони-пистолеты -- вот енто, я мыслю предмет!
-- Слушай, братан, давай я ей записку напишу. А ты передашь завтра.
-- А пиши коли делать не фуя.
Назавтра Занзибал пришел в положенный час на урок. Княжна уже сидела за
столом и крутила пальцем глобус.
-- Гуд морнинг, Елизавета Федоровна. -- Произнес с порога Занзибал.
-- Гуд морнинг. -- Княжна зевнула.
-- Скучаете? Али не выспались?
-- Йес. Всю ночь под окном какой-то мужлан маршировал. В сапогах с
подковами. А ишо прикладом об мостовую бухал. Так глаз и не сомкнула.
-- Энто я знаю, что за плидурок. После праздников, как найдет на него
начинает маршировать. Вы в следующий раз в форточку просуньтесь и горшком
цветочным пульните. Я всегда так делаю. Верный способ.
-- У меня на подоконнике два цветка растут. Гортензия и герань.
-- Так вот один и выкиньте. А у меня для вас записочка от брата. Чего-то он
вам пишет. Весь вечер вчера сопел, сочинитель. Вспотел аж. Два пера сгрыз.
Вот она записочка-то.
Княжна взяла записочку и развернула:
"Елизавета Федоровна, -- прочитала она,-- С тех пор как я повстречал Вас -
нет мне покою и жизни нету. Хожу ли я по коридору, сижу ли я на стуле в
анфиладе, али проветриваюсь на резвом рысаке -- Ваш образ загромождает мне
горизонты беспросветлым туманом и я рискую разбиться насмерть, налетев на
незримое глазу препятствие. Иногда мне хочется схватить вострый кинжал и
вонзить его себе в грудь по самую рукоятку, а потом расковырять лезвием
достаточное в груди отверстие, чтобы пролезть туда рукою, вытащить из
нутра горячее мое сердце и принесть его к вам под ноги. Чтобы вы,
уважаемая Елизавета Федоровна, увидя такие ужасы, как разрушительно бьется
оно от безответного чувства, заплакали бы от печали горючими слезами и
полюбили бедного вздыхателя посмертно. Когда я могу надеятся с Вами
повстречаться? Напишите время и место. Крепко целую. Ваш навеки Ганнибал
Пушкин."
-- Чего пишет-то? -- Равнодушно спросил Занзибал, вынимая из-за пазухи
книгу.
-- Да всякое.-- уклончиво ответила княжна. -- Так говорите, в следующий раз
горшком кидаться?
-- Можно и горшком. А можно и так вхолостую, напоматерному ему
гаркнуть...Ответ-то писать будете, али на словах чего передать?
-- Напоматерному -- это грубо. Я токмо по-французски знаю.
-- По-французски ему хучь всю ночь чеши. А он только -- ать-два, да
прикладом -- стук-стук. Тогда уж горшком лучше. Ну так как с ответом-то?
-- А чем посоветуете -- гортензией либо геранью?
-- Хучь фикусом. Я в наименованиях не смыслю. Вы бы, Елизавета Федоровна,
Ганнибала призвали -- он большой специялист. Изрядно понимает. Хучь что на
клумбе растет, хучь в горшке. Вы его призовите, али в записке ответной про
то у него испросите.
-- А скажи мне, Занзибал, какие нынче в Париже платья модны?
-- Елизавета Петровна! Я прямо удивляюсь! Второй день меня про платья
пытают! Вчера Ганнибал выспрашивал, какое у вас платье. Теперь вы меня
донимаете. Я Париж-то с трудом вспоминаю. Как в тумане!
-- В Лондоне тоже туманы. Дале носа, бывает, ничего не видать. А я слыхала
-- в Париже климат не такой. А и там, однако ж, туман.
-- Ясно, туман! Выкушаешь чарок восемь -- так тебе и туман, как в Лондоне.
-- Право слово, не могу я, Занзибал Петрович, привыкнуть к вашим арапским
шуткам. Не пойму, ей Богу, вроде вы образованный человек, при дворе, а
шутите нешто кучер.
-- Прилично шучу. Другим по вкусу. Обыкновеные мужские шутки. Энто Ганнибал
у нас куртуазный и шутит для баб. Вам бы, я чаю, пондравилось. Отвечать-то
будете, али как?
-- Я подумаю прежде.
-- Ладныть. До конца занятия подумайте.
ГЛАВА 7
КЛЮЧИ ОТ ЕЕ ФОРТИФИКАЦИИ
Ганнибал, закинув руки за голову, лежал на кровати и смотрел в потолок на
пастушескую идиллию. Молодой пастушок в козьей шкуре придерживал на
коленках молодую пастушку с выскочившей розовой грудью. Рядом на траве
валялся пастушеский рожок и стояла корзина с провиантом. Вокруг толпились
козы, овцы и бараны. Сзади, в полверсте от пастбища, курился
величественный вулкан.
"Вот так и мое чувство к Елизавете Федоровне,-- тяжело вздыхал Ганнибал,-
как сей италианский Везувий. Дымится-дымится, а потом -- как даст! И все
кверху тормашками -- все овцы и бараны! Аллегория такая... Вон тот баран на
Меншикова похож. Б--е--е... И как она может с таким гундосым?"
Вошел Занзибал.
-- Валяешься, ефиоп? -- Он бросил книгу на тумбочку.
-- Скажи, тот баран с потолка на Меньшикова похож?
-- Есть чтой-то...А пастух -- енто ты, наверноть? А на коленках, надыть
княжну придерживаешь с голой титькой?
-- Если бы.. Я -- вулкан сзади. Видишь?
-- Вижу... Пляши, вулкан. -- Занзибал вытащил из кармана записку. -- От нее
депеша.
Ганибал рывком соскочил с кровати:
-- Дай сюды!
-- Пляши!
Негр повилял бедрами.
-- Ну, давай!
-- И чего ты в ней нашел? -- Занзибал протянул записку. -- Дура, каких свет
не видывал. Ни поговорить с ней путем, ни пошутить. Хьюмору никакого! Я ей
такую шуточку сегодня сказал, про то как мы в Париже пили -- сам чуть со
смеху не лопнул. А она стоит -- морда кислая, и токмо кучером меня
обозвала. Дубина!
Ганнибал развернул записку:
"Здравствуйте, Ганнибал Петрович, -- прочитал он. -- Записку от вас через
брата вашего Занзибала получила, с коим и передаю сей ответ.
Вы, наверное, считаете меня легкомысленной особой, которой можно писать
записки такого непозволительного содержания. Вы, наверное, решили, что раз
вы есть любимец государя и любые девушки хочут в мечтах с вами
познакомиться, то и этот скромный цветок вам удасться сорвать с той же
легкостию. Знайте же, сударь, что это не так! И хотя я всего лишь
скромная, беззащитная девушка, которую всякий может обидеть, и которая,