Выбрать главу

Вадим взглянул на часы: было почти шесть.

- Не вопрос. Конечно, выйду.

- Спасибо, - он уже дослушивал, собирая сумку.

Приехав на станцию, он увидел возле диспетчерской Лидочку: та мяла в руках карточку и заглядывала в окошко.

- Тань, это же висяк, это надолго, а у меня смена кончается. Тань, может есть кто, а?

- Никого нет. Ни на станции, ни рядом, реанимация - и та на вызове! - сообщала сердитым голосом Таня.

- Ну Тань! - не унималась Лидочка. И тут она увидела Вадима. - Тань, Вадим пришёл! Тань, ну перебей карточку! Вадим, поедешь? А я самоубийц боюсь, правда боюсь.

Она заглянула ему в глаза, ища поддержки. Вадим возмущаться не стал.

- Тань, перебей на меня. Я сумку у тебя брошу, а в журналах позже распишусь.

Диспетчер, недовольно бухтя, что нечего бумагу тратить, кому дали, тот бы и ехал, изменила фамилию врача и подала новый лист. Лидочка уже убежала переодеваться. Второй номер Виталик уже спешил с сумками к машине. Вадим глянул в карточку на ходу.

"Повод: повесился. Пол: мужской. ФИО: неизвестный. Адрес: Ленинградская 3, на чердаке".

Он почти уже отвёл глаза, но затем снова глянул на адрес. Таких совпадений не бывает! Именно в этом доме, если верить Кате, жил её брат.

Домчались быстро. На удивление, прибыли одновременно с полицией. Подхватив сумки и мягкие носилки, вошли в полутёмный подъезд. Старые дома, всего пять этажей, а кажется, что больше. Ступени раньше другие были, что ли? Полицейский первым влез на чердак, за ним поспешили медики.

- Эх, скорая. Вы тут уже не нужны, - констатировал сотрудник полиции. - Снять поможете?

Вадим подошел ближе. Парень оказался прав: медицинская помощь тут уже не требовалась. Повешенный был Алексеем, тем самым, что ещё пару дней назад резал вены осколком копилки и спорил с бригадой. Даже бинты, наложенные Катей, ещё не снял. Фельдшер обхватил тело и приподнял, чтоб было легче обрезать верёвку. Этого прикосновения было достаточно: снова накатила знакомая уже пустота, захотелось выть волком и самому лезть в петлю, потому что нет выхода, нет выбора, ничего нет. Жизнь - боль, всё - тлен.

- Вадим, тебе нехорошо?

Виталий тряс его за плечо... В ушах шумело, перед глазами всё плыло. Вадим, опустив тело на пол, сам сел рядом.

- Работать надо меньше, а спать больше, - посоветовал полицейский, оглядываясь вокруг.

- Надо, - согласился Вадим, потирая виски руками. - Кстати, могу вам помочь в опознании тела. Позавчера были у него на вызове, вены резал. Алексей зовут. В архиве карточка.

- Вот и я смотрю: парень с богатой историей. Ну вот играл и доигрался. Номер бригады скажите и пока не уезжайте, - попросил представитель власти.

- Как скажете, - согласился Вадим.

Сейчас, когда тошнота и пустота отошли на второй план, он оглядывал чердак сквозь сумрак. Всё серое, ветхое, кажется дунь ветер - и развалится. Мох выжжен, но неаккуратно, так, клочками. Явных следов магических заклинаний нет, но то, что магию применяли, Вадим был уверен полностью. Не бывает таких совпадений.

Спускался с чердака неспешно, оглядывая подъезд в сумраке, и вроде ничего примечательного не было: стены, разрисованные граффити, имена, нехорошие слова, рисунки. Рядом с квартирой номер сорок два красовалась надпись: "Аргентина - Ямайка, 6 - 0". Надпись была сделана кровью. Кажется, человеческой, хотя так не определишь.

- Позёры, - процедил Вадим и отправился к машине.

- Эх, Вадим, ты такое пропустил! - сообщил ему Виталик и, не дожидаясь вопроса, продолжил: - Тут сейчас какой-то хлыщ на кабриолете промчался. Прикинь, кабриолет, здорово да? Нам на такую машину всю жизнь работать.

- Здорово, даже очень, - подтвердил Вадим, думая, что с удовольствием бы расспросил этого хлыща и вовсе не о том, как заработать на новую машину.

От раздумий отвлек полицейский. Задал бригаде несколько вопросов и поблагодарил за помощь. Он уже уходил, когда Вадим обратился к нему:

- Простите, товарищ лейтенант, а следователь Свинцов из вашего отделения? Он как раз этим делом занимается.

Служивый поджал губы.

- Из нашего, только пока что он в больнице.

- По делу? - уточнил Вадим, чувствуя, что нет.

- По состоянию здоровья. Напали какие-то отморозки у самого дома. Сотрясение, амнезия и портфель с документами увели. Наркоманы наверное, на дозу не хватало. Вы извините, у меня ещё дела.

- Это вы меня извините, пусть товарищ Свинцов поскорее выздоравливает.

На том и разошлись.

Вадим ехал в скорой и думал, что это целая цепочка, только немного странная. Есть два тела, суицид, повторный. В обоих случаях есть ощущение применения магии. Есть Лариса из архива, внезапно забывшая всё про эти суициды после воздействия некого светлого. Есть следователь Свинцов, который теперь страдает амнезией, а скорее всего, тоже попал под заклинание, только от тёмных. Есть пара тёмных, которые так и напрашиваются в подозреваемые, и есть Катя, которая молчит. Нужен разговор с ней, обязательно нужен.

На станции Вадим снова заглянул в архив. Сегодня там работала Надежда Ивановна, пожилая всезнающая дама, не уважающая новомодную технику. Увидев Вадима, она отвлеклась от работы.

- О, Вадик, как раз о тебе думала! Лариса сказала, что ты информацию искал, и представляешь, эта ерундовина, - она шлепнула рукой по монитору, - ничего не нашла! Пусто, вирус сказали. А я говорила, что нечего этому ящику всё доверять! Хорошо, что есть карты и записи в журналах, только ты сам ищи, уж не обессудь.

- С компьютерами такое бывает, теряется информация, а за журналы спасибо, конечно, сам всё поищу.

И получив под честное слово вернуть всё в надлежащим виде, Вадим удалился на кухню изучать сводки вызовов за последние пару месяцев.

Делая записи между вызовами под монотонное жужжание радио, к утру он получил следующую картину. За два месяца по городу было двадцать три случая суицида, включая сегодняшний. Из них девять с летальным исходом. Шесть раз фигурировали одни и те же люди, то есть к ним бригады выезжали дважды, а иногда и трижды. Последний раз значилась смерть до прибытия. Ещё два случая Вадим отмёл, поскольку пациенты были пожилого возраста, а все остальные от восемнадцати до двадцати трёх. А вот ещё одно имя, хоть и фигурировало дважды, пока принадлежало вполне живому человеку. Рима Кошкина. Двадцать один год.

Вадим откинулся на стуле. Голова раскалывалась, шесть тел, шесть. Что то мельтешило на краю сознания, но устав после смены, мужчина не мог понять - что? Радио сменило волну и жизнерадостно запело:

Какая боль, какая боль:

Аргентина - Ямайка, 5:0.

- Пять - ноль, - подпел Вадим и замер. Пять ноль. Не шесть ноль, а пять! В песне были другие цифры, а вовсе не те, что на стене подъезда. Зато у него в списках было как раз шесть свершённых суицидов.

- Вот, сволочи, отсчёт ведут. Гады, и никто не подумает, - Вадим стукнул кулаком по столу. - Уже никого не боятся! Труп у них в доме, а им хоть бы что. Одно слово - тёмные. Где жрут, там и гадят. Их надо было сдавать Дозору, но Вадим чувствовал себя виноватым перед Екатериной и поэтому не мог ей не позвонить. Всё-таки это был её брат, а она ему не чужой человек.

Трубку Катя взяла сразу.

- Алло, Вадим?

- Надо встретиться. По поводу твоего брата. Давай через полчаса в кафе у станции.

- А ты где?

- На работе, я тебя жду.

И Вадим нажал кнопку окончания разговора. Ну вот, Кате нечем будет крыть. Она поймёт, что её брат просто распоясавшийся тёмный и ничего более. А тех, кто нарушает Великий договор, надо наказывать и не самосудом, а по всем правилам.