Этническая и религиозная пестрота вела к разнообразию художественных стилей. Дворцы Каракорума строили и украшали пленные китайские умельцы. Русский золотых дел мастер Козьма изготовил для хана Гуюка печать и дивной красоты трон слоновой кости. Над ложем больной ханской супруги Кота висела серебряная чаша, напомнившая Рубруку французские: по его предположению, монголы похитили ее в одной из венгерских церквей. Чашу наполнял пепел с черным камнем сверху — христианский потир использовали в шаманской целебной магии. Мункэ-хан и лица из его окружения с интересом перелистывали рукописи с миниатюрами парижской школы, которые при всех превратностях путешествия сумел сохранить посланец Людовика Святого.
Разнородная культурная среда оказала влияние на главное произведение мастерской Буше, отмеченное несомненными чертами эклектизма. В числе пятидесяти работников, которых хан предоставил для его создания, могли быть и «идолопоклонники» (буддисты) и мусульмане — мастера из Китая, Средней Азии, Ирана и Месопотамии. Рубрук подробно описал это необыкновенное сооружение:
«…При входе в него [дворец]мастер Вильгельм парижский сделал для хана большое серебряное дерево, у корней которого находились четыре серебряных льва, имевших внутри трубу, причем все они изрыгали белое кобылье молоко. И внутрь дерева проведены были четыре трубы вплоть до его верхушки; отверстия этих труб были обращены вниз, и каждое из них сделано было в виде пасти позолоченной змеи, хвосты которых обвивали ствол дерева. Из одной из этих труб лилось вино, из другой — каракосмос, то есть очи-щепное кобылье молоко, из третьей — бал, то есть напиток из меду, из четвертой — рисовое пиво, именуемое террацина. Для принятия всякого напитка устроен был у подножия дерева между четырьмя трубами особый серебряный сосуд. На самом верху сделал Вильгельм ангела, державшего трубу, а под деревом устроил подземную пещеру, в которой мог спрятаться человек… И сначала он устроил раздувальные мехи, но они не давали достаточно ветру. Вне дворца находился подвал, в котором были спрятаны напитки, и там стояли прислужники, готовые потчевать, когда они услышат звук трубы ангела. А на дереве ветки, листья и груши были серебряные. Итак, когда начальник виночерпиев нуждался в питье, он кричал ангелу, чтобы загудела труба; тогда лицо, спрятанное в подземной пещере, слыша это, сильно дуло в трубу, ведущую к ангелу; ангел подносил трубу ко рту, и труба гудела очень громко. Тогда, услышав это, прислужники, находившиеся в подвале, наливали каждый свой напиток в особую трубу, а трубы подавали жидкость вверх и вниз в приготовленные для этого сосуды, и тогда виночерпии брали напиток и разносили его по дворцу мужчинам и женщинам»{186}.
Фонтан Мункэ-хана находит параллели на Ближнем Востоке и в Византии, хранивших традиции эллинистической механики. В багдадском дворце халифа Муктади-ра посреди круглого пруда стояло дерево с золотыми и серебряными ветвями. В трепетавшей на ветру разноцветной листве щебетали серебряные птицы. Древо, осенявшее престол государя, описано в «Шахнаме»:
Из золота ветви, а ствол — серебро,
И собраны в гроздья алмазы хитро…
Ты мог бы заметить, вглядевшись в листву,
Из золота персики, груши, айву…{187}
В приемном зале Большого дворца Константинополя чужеземных послов изумлял императорский «престол Соломонов». Трон охраняли большие статуи львов, а на ветвях бронзового позолоченного дерева сидели механические птицы. По словам Константина Багрянородного, «когда логофет{188} заканчивает свои обычные вопросы, то львы начинают рычать, птицы [на седалище трона и на деревьях] начинают петь и звери, находящиеся на троне, поднимаются на своих подножиях… В это время иноземными послами вносятся дары и вслед за тем начинают играть органы, львы успокаиваются, птицы перестают петь и звери садятся на свои места»{189}. Как показывает альбом Виллара де Оннекура, устройство гидравлических и пневматических «автоматов» хорошо знали и европейские мастера. Одним из них был Вильгельм Буше. Достижения инженеров своей страны он перенес на верхний Орхон в среду полуварварской кочевой аристократии, стремившейся следовать стандартам передовых цивилизаций.
В произведении Буше отразились и представления народов Восточной Азии. Драконы («змеи») и стилизованные тигры («львы») связаны с дальневосточным космологическим символизмом. Дракон и тигр воплощали вселенский размах власти государя — сына Неба и правителя Земли. Древо перед его троном рассматривали как национальную и династическую эмблему Чингизидов. На фоне пустынной природы Монголии деревья выглядели знаками божества и самой жизни. В преданиях о Чингисхане их почитание переросло в родовой культ ханской фамилии. Серебряное дерево в приемном зале Каракорума — знак святости места, где в дни «великих торжеств» на возвышении восседал богоравный хан, символ его владычества. Удовлетворяя каприз своего властительного хозяина, парижский мастер изучил и придворный этикет, и чуждые ему обычаи монголов.