У неё получилась изящная природная скульптура, которую вполне можно было бы определить в сад самого императора. Работа получилась очень красивой. Преподаватель поаплодировал, остальные ученики тоже подхватили. Девушка, взяв со стола получившуюся статуэтку, вернулась на место. Серафим Петрович даже попросил сохранить такую прекрасную работу для его личного музея, от чего девушка зарделась и обещала подумать.
Следующим был Семён Панфилов чистый огневик из отряда штурмовиков. Здесь уже было интереснее. Парень был явно вспыльчивый, нетерпеливый, и если с начала у него получалась довольно чёткая фигура девушки, то потом что-то пошло не так. Видимо, у него не хватило терпения прорисовывать все детали, и вскоре посреди стола пылал сгусток пламени, который пришлось тушить. Он едва не устроил пожар прямо в аудитории.
И тут Серафим Петрович показал себя во всей красе. Как же он изголялся над бедным пареньком. Подобные эпитеты даже я не использовал, парочку даже взял на заметку. Распекая несчастного парня, который и изрядно потратил энергии, а теперь и вовсе пылал огнём, не зная, что ему делать бестолково обижаться, работать над собой или спалить к чертям Серафима Петровича с его ценными указаниями и советами. Путём неимоверных усилий парень смог удержать себя в руках.
— Следующий, — безжалостно объявил Серафим Петрович.
Следующим решил вызваться я. Не тратить же время понапрасну. Я старательно запоминал всё происходящее и имел много форы, выстраивая структуру до конца. Из-под моей одежды на стол принялся изливаться песок.
— О, а я слышал о вас, господин Бронин, — тут же включился преподаватель, — ваша стихия песка довольно любопытная и редкая. Думаю, что вы легко справитесь с заданием, если, конечно, хорошо слушали мои наставления.
— Постараюсь справиться, — пообещал я.
А в следующий миг сделал то, что заставило преподавателя застыть в изумлении. На столе стала расти не просто статуя, а целая сцена. Я изобразил начало этого самого урока — все ученики, сидящие на своих местах и преподаватель бестолково машущий руками, рассказывающий концепцию заклинания. Каждое лицо было чётко отрисовано, разве что Серафим Петрович выглядел как сельское пугало.
— Недурно, недурно! — воскликнул Серафим Петрович и зааплодировал, — вы смогли меня удивить! Какая прорисовка, какая детализация!
Но представление только начиналось. Дальше фигуры принялись двигаться, в точности повторяя всё происходящее в этой комнате, начиная с формирования скульптуры из дерева. Затем неудачная попытка адепта магии огня. Я проигрывал запечатлённый кусок времени, будто видеоролик в маговизоре. Единственное, с чем я решил похулиганить, это с изображением преподавателя. Он выглядел весьма карикатурно, с огромной непропорциональной головой, то и дело экспрессивно вскидывающим руки и поучающим нерадивых учеников, что не ускользнуло как от курсантов, так и от самого преподавателя. По крайней мере, аудитория то и дело взрывалась хохотом, наблюдая очередную комичную сцену с участием Серафима Петровича.
Преподаватель хотел было возмутиться, но явно был восхищен работой и, несмотря на румянец и стиснутые зубы, старательно аплодировал.
— Замечательная работа! Вы настоящий мастер. Боюсь, даже я такое не смог бы повторить, — честно признался он, — восхитительно, просто восхитительно!
Наконец изображение принялось подходить концу, и к демонстрационному столу вышел я. Я хотел было прервать демонстрацию, но во мне вдруг что-то будто вспыхнуло, а в следующий миг на столе изменилось изображение.
Теперь это была уже не аудитория, а часть арены, которая оказалась для меня уж очень знакомой. В центре стола застыла девушка. Её глаза наполнились болью и отчаянием, а за ее спиной архидемон Крейг пожирал дьявола Базалеса. Погибающий дьявол всё еще предпринимал попытки сопротивляться и скинуть с себя чужую волю, что выжирала его изнутри. В тот раз я не так хорошо смог разглядеть сцену, зато сейчас она предстала предо мной во всей своей жуткой красе.
Я вдруг понял, что абсолютно не способен контролировать происходящее, мог только наблюдать за тем, как из рук молодого однорукого парня, так похожего на меня, врывается нечто жуткое и смертоносное. Снаряд был настолько опасен, что даже песчаная демонстрация смогла это передать и заставила сердце судорожно биться в груди, а мурашки табунами бегать по коже.
В аудитории все застыли, наблюдая за жутковатым действом. А я попытался прекратить происходящее, пресечь изливающуюся из меня магию, но у меня не получалось. Картина будто сама собой рвалась из моей головы, желая, во что бы то ни стало показать мне нечто…