В его восприятии вся прошлая культура слагалась из взаимодополняющих, взаимоналагаемых и взаимопроникающих элементов, образовывавших целостность жизни, вечно уходящей, но вечно же продолжаемой эпохами новыми. Изучая ее в движении, он никогда не утрачивал представление о ней как о длящемся общем бытии. Поэтому для Григорьева переходы от одной изучаемой сферы культуры к другой были столь органичны, а его сегодняшняя приверженность той или иной филологической специализации не получала абсолютного и потому ограничительного смысла. Он был широк в своих интересах. Его переходы то в литературоведение (с непременным текстологическим вникновением в предмет), то в фольклористику, то в лингвистику одухотворялись пафосом воссоединения в научном представлении реальных связей явлений мира, ежечасно разрываемых и качкой походкой так называемого Прогресса, порождающего в человечестве враждования религий, национальностей, поколений, и неотвратимой работой Забвения на пажитях великой Жизни.
Мироощущение человека, служащего по ведомству Знания, борющегося с Незнанием и противостоящего самодовлеющей, всепожирающей силе Забвения, побуждало Александра Григорьева всякий раз в своих научных поисках идти достаточно далеко и выступать на разных поприщах филологии и ученым и организатором науки.
Главным его пристрастием была диалектология. Русский уроженец российско-польской земли, сызмала испивший из речевых родников двух славянских народов, получивший дар лингвистического слуха, отточенного на контрастах и созвучиях русского и польского слова, Григорьев отправлялся на Север за былинами с задачей синхронного собирания диалектологического материала, который в изобилии дает и который олицетворяет северный фольклор. Когда же работа была закончена, собиратель эпоса преображается в собственно-диалектолога и выступает осенью 1901 г. организатором «частного кружка для изучения истории и диалектологии русского языка» (так он сообщал академику А. А. Шахматову), предоставляя для заседаний собственную квартиру в Ново-Афанасьевском переулке московского Арбата. Стремясь придать кружку официальный статус диалектологического «Общества», Григорьев вырабатывает в апреле 1902 г. Проект Устава. В январе 1904 г. кружок молодых лингвистов-диалектологов получает искомое признание как «Московская Диалектологическая Комиссия», к руководству приглашается академик Ф. Е. Корш, посты товарища (т. е. заместителя) председателя и секретаря получают фактические инициаторы создания Комиссии Д. Н. Ушаков и А. Д. Григорьев, заседания идут в здании Исторического музея.
Григорьев-диалектолог — как бы постоянный сюжет биографической повести о нем, хотя прямые занятия лингвистической русистикой то и дело нарушаются: в 1905 г. только что обвенчавшийся ученый выезжает в двухгодичную командировку за границу, слушает лекционные курсы в университетах Австро-Венгрии, Германии, Франции, упорно изучает европейские новые и классические языки, в 1907—1912 гг., поглощенно работает над магистерской диссертацией, с осени 1912 г., будучи отцом растущего семейства, уезжает на родину, в Варшаву, на должность профессора Варшавского университета и Высших женских курсов. В 1913 г. печатает книгой в Москве и защищает в Харькове магистерскую диссертацию.