– Вина и развлечений, – Барбара поднимает бокал.
– Помоги нам! – прошу я ее и Барбара помогает. Она встает и расталкивая нас, выходит вперед. И зрители бросаются на нее. Они валят ее на пол, пинают, бросают, кусают… Я отворачиваю взгляд от этого ужасного зрелища и вижу, как обои отклеиваются от стен вместе с плинтусами, сворачиваясь в трубки, оголяя чистый космос. Вместе с повторно убитой Барбарой, диваном и сумасшедшими зрителями на заднем фоне – все они, как картонка, сворачиваются рулоном бумаги.
И мы: я, офицер, Пришта – все мы парим в космосе.
– Тебе не спрятаться… ты мой! – на черно-звездном фоне возникают два глаза и рот.
Небольшой астероид с бешеной скоростью несется прямо на нас, врезается в офицера и уносит его в бесконечное пространство вселенной.
Из ниоткуда возникает гигантская рука и хватает меня за шкирку.
– Какой же ты червяк…, – говорят космические губы, злобно смеясь.
– Ауч! – возглас боли прерывает смех. Это Пришта выстрелила из своего пистолета по гигансткой руке, оставив на ней легкую царапину. Но этого достаточно, чтобы выпустить меня.
Пришта подплывает ко мне. Она что-то говорит, но я не умею читать по губам. Или умею?
«Спасибо?», за что спасибо… ааааа, «спаси нас»!
Мимо проплывает гигантская белоснежная скатерть, я хватаю ее и накрываю нас с Приштой.
– Тебе не скрыться от меня… Где бы ты ни был, я уже в твоей голове. Я вокруг тебя, я в тебе…
«Эй, это вообще это звучит омерзительно…», – думаю я и понимаю, что его голос остался где-то далеко.
Мы стоим с Приштой в каком-то странном пространстве: четыре деревянных столба держат деревянную четырехугольную крышу. И все это накрыто белой скатертью.
– Что за странный шатер? – спрашивает Пришта, оглядываясь.
Раздается мерзкий смех.
Пришта хватается за пистолет, но я поднимаю руку вверх в знак спокойствия. Я узнал этот мерзкий смех – так смеется моя тетя Брамс.
В совокупности старых песен женского ансамбля «Не подпевайка», раздающимися из-под шатра и гигантскими ногами, шатающимися туда-сюда, я понимаю, что это вовсе не шатер.
– Мы под столом, – говорю я.
Пришта смотрит на меня как на наркомана.
– Что за чаепитие великанов? – говорит она, указывая на гигантские размеры стола. Мы стоим в полный рост.
– Мое воображение увеличило стол, под которым я прятался в детстве во время домашнего застолья, – я смотрю на столбы и вижу следы несмываемого фломастера и телесная память выдает флешбеки о горящей попе за мое творчество.
Еще чуть-чуть, и я увижу образ матери и вспомню свое имя…
Пришта разразилась нездоровым, истерическим смехом:
– Падающий снег, гигантский стол… Это все, на что ты способен? АААА! – она схватилась за голову. – Он перекидывает нас сквозь миры, он уничтожает целые армии, что встали на твою защиту… А все, что смог создать ты – три белых медведя-алкаша и гигантский стол?! – ее голос надрывается. Я уже не понимаю, смеется она или плачет.
За скатертью раздается грохот и нечто огромное падает прямо возле стола. Я подбегаю и приоткрываю край скатерти – это лежит гигантское мертвое тело дяди Гулливера.
Там, снаружи, идет самое настоящее сражение: сотни армейцев стреляют по моим великанам родственникам. А те, строя баррикады из стульев, пытаются преградить им путь ко мне, кидаясь салатами и жареной курицей. Я закрываю скатерть и оборачиваюсь к Приште.
– Плохо дело, там…, – я замолкаю.
Дуло пистолета смотрит прямо на меня.
– О, Совет великих, прости… я пыталась…, – говорит Пришта, сжимая пистолет.
– Эй, – я инстинктивно выкидываю руки вперед (вернее, одну руку и одну полу-руку), перед собой. – Стой! Что ты делаешь? Я думал, мы на одной стороне, в одной лодке? – мой взгляд мечется между лицом Пришты, ее пистолетом и моими конечностями. Хм. А руки смогут защитить меня от пули, приняв удар на себя? Хотя… Одной руки у меня уже нет…
– Так и есть, но у меня просто нет выбора…, – говорит Пришта, продолжая целиться в меня.
За белой скатертью идет отчаянная борьба. Мое воображение сражается с воображением другого архитектора.
– Я не понимаю, Пришта, пожалуйста…
– Все кончено, тебе не победить, – говорит она с болью в голосе, – если архитектор достанет тебя, то уничтожит, понимаешь? Придет твой конец вечности… Но если тебя убью я, то у твоей души появится шанс на перерождение…
– Но… подожди… если ты убьешь меня, то твой… наш мир будет уничтожен… Ты сама говорила… Книга еще не окончена…
Из ее глаз потекли слезы. Значит, Пришта умеет страдать…
– Да…, но нас учили…, – она всхлипнула, – что в приоритете… между миром и твоей жизнью выбирать тебя… Сейчас ты умрешь, но когда-нибудь, ты вновь придешь, если ни в этот, то в другой мир. И тогда… может… ты перепишешь финал…