Вторая дума, что сейчас угнетала Брусницына, как обычно касалась некоторых финансовых затруднений, говоря проще — невозвращенных денежных долгов. Те мелкие приработки, которые возникали благодаря публикациям в газетах случайных материалов, не решали вопроса… Правда, маячило на горизонте одно выгодное дельце, да ведь сорвется с крючка, сглазят, как уже бывало не раз. Но помечтать приятно. Университет задумал выпустить серию книг под названием «Русская культура в эпистолярном наследии». Работа планировалась договорная, и деньги выделялись серьезные. Но когда она начнется, неизвестно, так что надо думать о других возможностях… Идеи были. Правда, они имели весьма отдаленное отношение к архивной работе, но, как говорится, жизнь диктует свои железные условия. И опять этот Женька Колесников… Предлагал завербоваться на время летнего отпуска в проводники поезда, на железную дорогу. А еще выгоднее — в почтовый вагон или в рефрижератор-холодильник. Там вообще, говорят, лафа.
У Женьки имелись достоверные сведения от какого-то ханыги — проводника, дружка его тетки. Тот утверждал, что за месяц-другой можно сколотить нестыдный капиталец. А устроиться на работу летом ничего не стоит, возьмут с руками-ногами. И ничего зазорного. В сезон на промысел выходят и врачи, и педагоги, и инженера.
Правда, было в этой радужной перспективе одно препятствие… плотно закрытые двери. Брусницын за шесть дней бюллетеня так и не избавился от чувства страха. Казалось, вроде бы немного успокоился, отдохнул. Но вчера ночью вскочил как ошпаренный и распахнул дверь спальни, да так резко, что дочку разбудил. Зоя, молодец, ничего не сказала, лежала молча, не то что раньше — устраивала скандал, думала, что Брусницын придуривает…
Размышляя, Анатолий Семенович Брусницын миновал площадь и оказался рядом с поликлиникой. Но напрямик попасть в нее не оказалось возможности — копали котлован. Место работ, как обычно, не отгородили, и бурая жирная глина, ожившая под дождем, клеила подошвы туфель.
Так он и стоял посреди месива грязи, не зная, в какую сторону податься. Но едва сделал несколько шагов, как ноги разъехались, и, потеряв равновесие, он брякнулся на правое колено, а пальцы рук ушли в податливую грязь. Брусницын стремительно поднялся, точно катапультировал, но поздно, дело было сделано…
Вероятно, более беспомощным и жалким Анатолий Семенович себя не помнил за все свои сорок лет жизни.
— Эй ты! Куда тя занесло, спал, что ль? Все люди по доскам, а он напролом! — кричал Брусницыну какой-то тип. — Поворачивай назад, потопнешь. Пьянь огородная!
Брусницын оглянулся. И вправду, он стоял один, а все шли по широким доскам, указывали на него руками и громко осуждали за дурь.
— Прораб, наверно, — предположил кто-то. — Они, прорабы, только и знают, что грязь разводить.
— Сам ты прораб, — огорченно прошипел Брусницын…
Эх и угораздило его. Под ехидные смешки прохожих Брусницын, чуть ли не плача, разглядывал свои жирные руки, обшлага отутюженных штанов, по колено замазюканных бурой глиной; что касается туфель, то их вообще не было видно. Не вваливаться ж ему в таком мерзопакостном виде на прием к врачу… Ну, руки он еще кое-как затер о забор, справился.
— Поди ополоснися, — сочувственно произнесла бабка в красном платке. — Вон будка с газировкой. Есть копейка, нет? А то дам.
— Есть, — мрачно ответил Брусницын и направился к автомату с водой, проклиная свою рассеянность.
При автомате как назло не было стаканов, что проку от его копейки? И платок носовой, как на грех, оставил дома… Может, изловчиться, набрать воду в ладонь из моечной плошки? Да никак не приспособиться. Он надавил ладонью плошку. Яростная струя воды рванулась из мойки и окатила беднягу обильным фонтаном веселых брызг.
— Ах, едри твою налево! — отчаянно вырвалось у Брусницына. Жалких капель воды, что задержались на ладони, хватило на то, чтобы еще больше размазать глину по брюкам.
Пойду так, — отчаянно решил Брусницын и затопал к поликлинике, задерживаясь у каждой лужи. Хотя бы придать форму своим злосчастным туфлям.
В коридорах поликлиники стояла простуженная тишина.
Вдоль стен сидели надменные посетители, строго следящие за очередностью врачебного приема. И от нечего делать разглядывали друг друга с равнодушным вниманием стукачей.
Кабинет психоневролога разместился в конце, у торцевого окна, и Брусницын дефилировал как сквозь строй, под осуждающими взглядами.
— Мало ему вытрезвителя, в поликлинику ввалился, — донесся громкий шепот от стены. — И где он такую пакость отыскал?
— Была бы грязь, свинья найдется, — согласился другой голос.
Стараясь сдержаться, Брусницын добрался до кабинета своего знакомого врача-психоневролога Кузина В. Т. Здесь стояла особенная тишина, вероятно оттого, что за дверью слышалось ритмичное пощелкивание какого-то аппарата. И щелчки эти точно делили тишину на равные доли.
Пациенты тут не группировались, а сидели отстранение, в разных местах, с напряженными лицами. «Психи, — опасливо подумал Брусницын, — надо ухо Держать востро», — хотя он и понимал, что это обычная Районная поликлиника, без всякой специализации.
Брусницын опустился в кресло и тотчас втянул под сиденье злосчастные туфли. Но было поздно.
— Что, в котлован угодили? — подозрительно спросил сосед слева.
Брусницын лишь тяжело вздохнул.
— Я тоже там побывал вчера, — сердечно поделился сосед справа. — Говорят, туда трактор затянуло, вместе с водителем.
Брусницын хранил молчание. Ввязываться в беседу не было настроения.
— А какой у вас номер? — не отставал сосед слева. — У меня восьмой.
Брусницын что-то невнятно пробурчал, он помнил, что Зоя наказала избегать этой темы, — Брусницын шел «по знакомству», и Веня сам его вызовет. Только как он узнает о приходе Брусницына?
Соседи подозрительно приглядывались к новичку. Наверно, псих, решили они. Или котлованом контужен.
Белая дверь кабинета плотно прилегала к стене, почти сливаясь. Брусницын отвел глаза, стараясь на нее не смотреть. Надо бы отвлечься, встать, подойти к плакату, что висел в простенке. Он нередко так поступал, стараясь избежать гипноза закрытых дверей. Но вспомнил о своих перепачканных брюках и остался сидеть на месте, сдавливая пальцами подлокотники кресла… Надо о чем-нибудь думать. В последний раз он виделся с врачом на вечеринке у Варгасовых. В сущности, врач был не его знакомым, а жены Зои, они учились в одной школе. И даже жили в общем дворе. Вот и все, что ему известно об этом Кузине В. Т. Правда, Веня был человек добрый и, встречая Брусницына, нередко забавлял историями из своей развеселой практики врача-психоневролога. Так, его пациентка, которая много лет посылала письма Брежневу о помощи в получении квартиры, получила наконец крышу в городской психбольнице.
Зоя была уверена, что Веня берет взятки, — откуда у него собственная «Волга» при окладе врача? Но Зое только и мерещатся всюду лихоимцы — чтобы укорить Брусницына: вот, мол, как люди могут устраиваться. А его, Брусницына, заботит только архив, теперь вот и болеть начал…
Так Брусницын вернулся к мыслям, которые старался отогнать. Куда бы он ни отводил глаза, взгляд с неудержимым упрямством возвращался к чертовой двери кабинета. Словно весь длинный коридор только и состоял из одной непомерно широкой двери. И еще щелчки таинственного метронома за стеной отсчитывали секунды какой-то страшной опасности.
И-э-эх… Брусницын вскочил с места, шагнул к кабинету и сильно распахнул дверь.
— Куда-а-а?! — растерялись пациенты. Они не ждали от молчуна такого нахальства. — Не ваша очередь!
Но Кузин уже засек в проёме Брусницына. И кивнул, подожди, мол, вижу.
Брусницын пришел в себя. Одолев несносную дверь, он мог спокойно ждать. Что он и сделал под затихающее ворчание всех законных очередников. Вскоре из кабинета вышел пациент, и высунувшаяся следом сестра пригласила Брусницына, персонально.
Кузин покинул стол и мягко раскинул руки, словно он всю жизнь ждал появления Брусницына в своих белоснежных владениях.
— Анатолий, душа моя! Как я рад, — но тут же осекся. — Что с вами, Анатолий? Вы шли пешком из Месопотамии?
— Да вот, понимаете, — краснел Брусницын. — В котлован угодил, а помыться негде. Ну, как в пустыне… Честно говоря, мне показалось, что все в порядке.