Глаза следователя округлились.
— Крамера? Зачем? Вы что, мне не доверяете? — Андрей хотел вскочить со стула, но передумал. Истерика, не самый лучший выход из сложившейся ситуации. И зная своего начальника, если он задумал, отступит он вряд ли.
На удивление всех, полковник не стал кричать и брызгать слюной. Мол я приказываю, выполняй. Он заговорил очень спокойным тоном:
— Он отличный следак. Ты сам — это прекрасно знаешь. Просто из за личных проблем, он как страус закопался в песок. В его случае, в архив. Его помощь, нам не помешает. Плюс в архиве полно места. Будете там собираться. Отработаете схожие дела. Ну и это единственное условие, при котором я даю добро.
— А с чего вы взяли, что он сам то на это пойдет? Если вы говорите, что у него семейные проблемы!
Ширко сложил руки на столе и с болью в голосе произнес:
— Я не люблю, за спиной обсуждать коллег. Но Крамер пережил серьезную утрату. И грубо говоря, его семейных проблем больше нет. Есть лишь боль, длинною во всю оставшуюся жизнь.
Все собравшиеся переглянулись, но спрашивать лишнего, никто не стал. Хотя конечно, очень хотелось. Очень литературно и сильно, высказался полковник, про боль, длинною в жизнь. Но спросить, так никто и не осмелился…
***
Андрей стоял прислонившись к холодной стене. В большом коридоре, стоял гул. Люди бегали по своим делам, кто то собирался домой. Вечер в этот день, подкрался быстро.
Воронов был в двояких чувствах. С одной стороны, если двигать разумом, помощь такого человека, как Крамер, не могла навредить, что называется — совсем. Матерый следак, пускай и переживший какое то семейное горе, все равно остается матерым. Он некоторое время, даже успел побыть начальником следствия Волжинска. Хотя чего уж там, их маленький городок, не сравниться по объемам работы, со столицей. А Глеб был важняком и не где нибудь, а в Москве.
С другой стороны, удар по самолюбию."— Я тоже не мальчик — прикидывал Андрей". Когда твой начальник, говорит тебе, взять в помощь более опытного коллегу. На автомате начинаешь призадумываться. А доверяют ли тебе? Вроде как и поводов не было. Раскрываемость — отличная. Дисциплина? Ну что же, всякое бывало…
Но все же, общие интересы, должны быть при выше всего. Именно поэтому Воронов считал себя, адекватным человеком. В любой другой ситуации, он бы конечно закусился с Ширко. Но здесь совсем другое дело. Убит ребенок. И это не случайное преступление. Судя по почерку, в городе завелся лютый зверь. И ожидать от него, можно все что угодно…
Подумав о звере, Андрей ощутил на плече чью то руку. Он не произвольно дернулся.
— Не хотела тебя напугать — улыбаясь сказала Аня.
Воронов повернулся и неуклюже улыбнулся:
— Задумался просто!
— Ты чего здесь? — Она убрала руку и пристально уставилась, ожидая ответа…
— Как то не по себе, немного.
— Не хочешь работать с Крамером?
Андрей пожал плечами
— Я лично с ним не знакома, но слышала что он нормальный. Вроде как…
— Так мне с ним, не детей крестить!
— Ну да!
Воронову показалось, что она хочет его поддержать. А может, он себе это накручивает. Девушка все же симпатичная.
— А ты чего здесь?
— Эдуардыч велел не мешать. Он кстати почти заканчивает. Через пару часов, все будет готово…
Андрей глянул на часы. Значит пара часов еще есть. И не плохо бы их провести с пользой, что бы мысли перестали, скакать в непонятном диком табуне.
— Не ловко спрашивать — скромно начал Андрей
— Да… — Анна была вся во внимании
— Ты меня еще раз не выручишь, сигаретой?
Девушка улыбнулась, как будто хотела услышать нечто другое:
— Да конечно, сейчас принесу…
Андрей смотрел вслед. На ней были черные брюки."— И фигурка что надо".
7
В сентябре, темнота наступает быстро. Ну это и не Питер. Здесь белых ночей нет. Но в конце мая, и до июля, все равно гораздо светлее. Но с каждым, последующим днем, складывалось ощущение, что нет предела, черному цвету, здешней ночи.
Глеб неизменно заканчивал вечер, сидя на крыльце. Накинув старый ватник на плечи, он медленно курил. Как будто, чего то ждал. Делал мелкие затяжки, вглядывался в темноту.
Его улица и днем то, не была слишком оживленной. А под вечер, звуки практически гасли. Но все же не полностью. До центра рукой подать. Если привстать с табуретки, то видно уже многоэтажки. Хотя по здешним меркам, пять этажей — уже оно. Нет — нет, да проедет машина. Пробегут какие то люди, вдоль его забора. Ну и конечно последний, вечерний автобус. Он делал, практически напротив дома, предпоследнюю остановку и направлялся в парк.