- Домой, на выходные.
- Что-то случилось? – требовательно переспросил он.
- Нет, просто у матери день рождения в эту субботу. Мне хотелось бы уехать в пятницу, а в воскресенье вечером или в понедельник я вернусь.
- Хорошо, - медленно сказал он, - до пятницы два дня, я позабочусь о билете.
- Спасибо, - я был искренне благодарен ему, но оставался еще один нерешенный вопрос – меркантильный. – Ты не мог бы заплатить мне за этот месяц? – я покраснел. Как все-таки неудобно говорить о деньгах!
- Конечно, без проблем.
Ярослав остался переговорить с рабочими, а я побрел в дом, чтобы принять душ, сходить на завтрак и заняться архивом.
Наступил четверг, но Яр так мне ничего не сказал насчет билетов, я решил поговорить с ним вечером и в любом случае, купил он билет или нет, в пятницу с утра отправиться в Киев, чтобы заняться этим самому, а также выбрать подарок маман. Благо у меня оставались все еще те деньги, с которыми я сюда приехал. Но на ужине Ярослава не оказалось, как выяснилось, он уехал еще после обеда. Я растерялся: и что мне теперь делать? Идти «голосовать» на трассу или просить кого-то из ребят отвезти меня на автовокзал?
Настроение ухудшилось, но я собрал рюкзак, хотя класть туда мне было особо нечего – я ехал всего лишь на пару дней. На душе было муторно, можно было посмотреть скачанные фильмы, но я спустился в архив. Все-таки лучшее лекарство – работа! Так как сейчас я разбирал одну из верхних полок, мне не хотелось лезть на стремянку, и я пристроился покопаться в бумагах на удобной для себя высоте в соседнем стеллаже. Не разбирая документы дотошно и не вникая в их суть, я просто механически перебирал бумаги, пока не наткнулся на затрепанную книжицу в черном, каком-то засаленном переплете.
С огромной осторожностью, стараясь не думать, из чьей кожи сделали обложку, я взял ее в руки, боясь, что она сразу рассыплется. Но несмотря на древность, книжица оказалась достаточно крепкой. Я не слишком разбирался в таких вещах, но по виду ее листы больше всего напоминали пергамент. Они были разрисованы выцветшими символами, которые я совершенно не мог идентифицировать, и указаниями на латыни. Рядом, как я надеялся, чернилами, а не, боже упаси, кровью был перевод на старо-русском.
Я присел за стол, включил лампу и взял лупу, и чем больше я вчитывался, тем дурнее мне становилось. На каждом листе приводились разные ритуалы, связанные с принесением жертв, я бегло просматривал страницы, чувствуя, как мороз бежит по моей коже, а на загривке волосы становятся дыбом. Чего тут только не было: возвращение молодости с помощью крови младенцев, рожденных на молодой месяц; избавление от различных немочей с помощью опять же кровавых жертвоприношений; оживление умерших; связывание душ после смерти. На последней записи я застопорился, что-то это мне напоминало. Я стал читать внимательнее, понимая, что именно этот ритуал использовал первый хозяин усадьбы, чтобы соединить свою душу с душой любимого Сашеньки. Для этого всего-то нужно было уединиться в нейтральном месте, желательно удаленном от людей, тихом и спокойном, написать своей кровью специальные символы и определенные слова на латыни и читать приводимое тут заклинание, пока не выйдет вся кровь. Там писалось про пути, которые должна пройти душа, но я откровенно ничего не понял.
Ясно было, что он в горе просто выгнал всех из усадьбы и сделал ее местом ритуала, но, видимо, что-то пошло не так. Я не знал, соединилась ли его душа с Сашенькиной, но мне казалось, какой-то ее кусочек с кровью впитался в полы и стены здания, возможно, это отпочковалась его любовь к самой усадьбе. Рурсус безусловно был чем-то большим, чем кот, мне он казался неким духовным или, наоборот, материальным воплощением души усадьбы, если только так можно говорить о неодушевленных предметах. Душа у неодушевленного предмета – нечто, противоречащее логике. Тем не менее мне казалось, что я угадал.
Что делать с этим сводом темных, кровавых ритуалов, я не знал, но если допустить, что они действуют, то эта книжица превращалась в страшную вещь, и самое лучшее, что можно было сделать – кинуть ее в огонь. Ведь обязательно найдутся люди, готовые за бессмертие, молодость или здоровье на принесение любых жертв. Пока же я подтащил стремянку к этому стеллажу и закопал книжку в бумагах на верхней полке. Поставив лестницу на место, я с чистой совестью ушел в свою комнату.
На утро в коридоре меня встретил сияющий Ярослав с двумя конвертами в руках: в одном были билеты на самолет, а в другом – банковская карточка с перечисленной на нее зарплатой.
- Самолет? Серьезно? – я, который еще ни разу не ездил даже на поезде, ошеломленно смотрел на авиабилет. – А что, все автобусы в мой город отменили?
- Зато у тебя освободился целый день, - поведал Яр. – Ты сможешь посмотреть Киев до отлета. И опять же – лучше лететь два часа, чем трястись в автобусе восемь.
- Что-то я не уверен, что это лучше, - пробормотал я с сомненьем, не говоря уж о цене – она была в шесть раз выше, чем на автобус.
- Я отвезу тебя в город, как только ты будешь готов.
- Да я, собственно, готов, вот позавтракаю, и можно ехать, - сегодня решил обойтись без пробежки, и мне ее уже не хватало, даже не думал, что так быстро привыкну.
- Отлично!
Мы пошли в привратницкую, хотя я понимал, что еще рано, но специально так вышел, так как хотел договориться, чтобы меня отвезли в Киев, совсем не ожидая такого фортеля от Ярослава. На кухне мы застали престранную картину: опираясь спинами о стену, на полу спали Глеб и Рен, голова Рена лежала на плече слегка сползшего вниз Глеба, а сам он лежал щекой на макушке Флорентия, на коленях у него спал свернувшийся клубочком хорек. Все трое были перемазаны в растительном масле, а шубка Глебки была им просто пропитана. Рядом на полу стояла бутылка масла, валялись полотенца, тряпки и ложка. Мы, онемев, замерли в дверях, ничего не понимая, но догадываясь, что здесь явно что-то происходило, причем совсем не оргия – скорее, были какие-то проблемы. Сзади раздался топот, и ввалился Руслан, разбудив спящую троицу.
- Ох ты ж, мать мою! – воскликнул он. – Тут что, проходили масляные бои?
Парни сонно смотрели на нас, приходя в себя, потом Рен, спохватившись, наклонился над хорьком и вздохнул с облегчением:
- Слава Богу, все хорошо.
Глеб потянулся к нему и как-то совершенно естественно чмокнул в висок, я остолбенел, Рен, по-моему, тоже, Ярослав хмыкнул, а Руслан поперхнулся очередным предложением.