Я хмуро глянул за плечо – мол, без тебя разберемся, – и брат ответил невинной улыбкой.
– Ну что ж… Оладьи – не самый плохой вариант, – заключил я. – Тебе помочь?
– Сама справлюсь, – ответила Мэгги. – Плиту я включать умею, а Бонни знает рецепт.
– Мне известны двести двадцать семь совершенно разных способов приготовить оладьи! – провозгласила черепушка. – Для шестнадцати из них сгодится наш кухонный инвентарь!
– Остановимся на седьмом рецепте, – решила Мэгги. – Правильнее готовить с нуля, из простейших ингредиентов.
Тут я понял, что вскоре на кухне устроят страшный кавардак. Мыш бросил в мою сторону самодовольный взгляд и облизнулся. В общем, за готовкой последует нешуточная уборка… но, пожалуй, это пойдет Мэгги на пользу. Поэтому я наклонился и чмокнул ее в макушку:
– Ты поосторожнее с плитой, хозяюшка. Понадобится помощь – зови.
– Видишь, мисс Мэгги? – добавил Томас. – Я же говорил!
Я обмер и уставился на него:
– Так это ты все подстроил? Потому что тебе оладий захотелось?
Томас сделал серьезное лицо и предостерегающе глянул на Мэгги:
– Я мог бы сказать, что это не так. Но не стану.
Я закатил глаза, а дочка хихикнула:
– Не сердись на дядю Томаса, пап. Он хороший!
– А ты еще маленькая. Знаешь что? Я сам с ним разберусь. А ты сосредоточься на оладьях. И давай-ка поаккуратнее.
– Лады, – согласилась она.
Хотя глаза ее оставались припухшими от сна, Мэгги вернулась к готовке с той утренней энергией, что свойственна людям, еще не заработавшим зависимость от кофеина, а я устроился на стоявшем неподалеку диванчике.
Наша квартира, по сути, представляла собой одну большую комнату – кухню, столовую и гостиную без разделительных стен – с двумя дверьми в наши с Молли спальни. Хотя, строго говоря, вторая спальня тоже принадлежала Молли. Насколько я знал, после моего переезда она тут не жила, хотя забегала пару раз, чесала Мыша, обнимала Мэгги, весело щебетала со мной о каких-то пустяках и снова убегала.
Давненько мы с ней не разговаривали по-настоящему.
Эта квартира напоминала мое старое жилище на цокольном этаже пансиона миссис Спанкелкриф. Разве что здесь не пахло старым подвалом с его пылью и плесенью и было попросторнее. И посветлее. И почище. И это казалось неправильным.
Мое прежнее мрачноватое жилище, может, и выглядело убого, но в нем я чувствовал себя как дома. Будь прокляты вампиры, спалившие этот дом дотла, и будь проклят Марконе, выкупивший этот участок под свою штаб-квартиру.
Я скучал по своему подвалу.
Ну да ладно. Какой смысл горевать о прошлом? Жизнь постоянно меняется, и к тебе из раза в раз летит крученая подача. Делать нечего, надо отбивать.
Томас выбрал место, откуда было видно кухню, прислонился к стене и стал потягивать кофе, не отводя напряженно-задумчивых глаз от Мэгги.
– Риск – благородное дело, да?
– Если возникнут проблемы, Мыш даст мне знать, – ответил я.
– Хороший у тебя пес.
– Только попроси, и я напишу брату Вану. Скажу, что ты хочешь взять щенка.
– Одного щенка ты у него уже украл, – усмехнулся Томас.
– Непреднамеренно. К тому же я думаю, что этот пушистик прибился ко мне нарочно. И даже если брату Вану это не по нраву, в собаке он тебе не откажет.
– Что ж, – задумался Томас, – пес у тебя и впрямь замечательный.
– Не то слово, – поддакнул я.
– Надо обмозговать это дело. Слишком круто жизнь меняется. – Он по-прежнему не отводил глаз от Мэгги.
– Эй, братишка, – сказал я. – С тобой все в порядке?
Он бросил на меня косой взгляд и скупо улыбнулся:
– Просто… ушел в мысли о будущем.
– Оно и понятно.
Я закрыл глаза, прислушался к тупой боли, пульсирующей в руках и ногах в такт с ударами сердца, и вдруг оглушительно чихнул.
– Будь здоров! – тут же отозвалась из кухни Мэгги.
– Обязательно! – крикнул я. – Спасибо!
Из-за чиханья боль прихлынула в тело и не унималась несколько секунд. Я открыл один глаз. Что-то было не так.
Энергетическая мантия Зимнего Рыцаря позволяет мне не отставать от брата-вампира во время пробежек по песчаному берегу озера, причем с двухсотфунтовым отягощением. Помимо прочего, мантия приглушает боль, превращая ее в кристальное чувство едва заметного напряжения. Переломы, конечно, время от времени причиняют легкие неудобства, а кровоточащие раны требуют некоторого внимания, но про обычную боль я и думать забыл.
А теперь вспомнил.
Эта идиотская Зимняя мантия беспрерывно накачивает меня первобытными эмоциями и нецивилизованными желаниями – проще сказать, отражениями моих инстинктов, возведенных во вторую степень. По утрам я выхожу на изнурительную пробежку вовсе не потому, что мне это нравится. Дело в том, что дисциплина и распорядок дня помогают держать основные инстинкты в узде. Благодаря ежедневным физическим нагрузкам энергия тратится на поддержку организма в функциональном состоянии – по моему расписанию и в соответствии с моими желаниями, – и в результате мантия уже не так давит на психику. Она помогает забыть о физической боли и выйти далеко за границы нормальной человеческой выносливости, но не перестает причинять мне ощутимые неудобства, и приходится постоянно сдерживать себя, чтобы она оставалась застегнута на все пуговки.