— Франц Остхоф, обер-инквизитор Хайдельберга, — ответствовал сослуживец, с усилием взяв себя в руки, и в свою очередь продемонстрировал Сигнум.
Курт кивнул и улыбнулся как мог благожелательно, затем повел рукой в сторону кресла:
— Присядем? В ногах правды нет. Отчеты вашего подчиненного я вчера просмотрел, но хотелось бы еще раз услышать, что тут у вас творится.
Остхоф сел и принялся рыться в бумагах на столе, пытаясь скрыть напряжение, однако излишне суетливые движения рук его выдавали. «Господи, — подумал Курт, подтягивая табурет и усаживаясь напротив хозяина комнаты, — вот я и дожил до того времени, когда местный обер оказывается моложе меня…»
— Наше дело сочли настолько… серьезным? — уточнил Остхоф. С голосом он совладал вполне, да и с лица первое потрясение понемногу стиралось; хороший признак.
— Просто я озверел без оперативной работы, — развел руками Курт, — и так достал своими жалобами Висконти, что он выдернул из пачки дел первое попавшееся и вручил мне. Оказалось ваше…
Вдаваться в подробности разговора и выбора дела Курт не стал, посчитав, что сейчас важнее разрядить обстановку. Обер-инквизитор ответил с чуть неловкой улыбкой:
— Что ж, в таком случае можно считать, что сие было знаком свыше… Итак, майстер Гессе…
— Бросьте, Остхоф, — отмахнулся Курт, покривившись, — к чему такие церемонии? Мы с вами почти ровесники и находимся не на императорском приеме. Будьте проще.
— Кхм… — протянул обер-инквизитор. — И то верно… Так вот, что у нас тут творится…
Едва начавшийся устный отчет прервал вежливый стук в дверь. В ответ на разрешение войти в комнату проскользнул человек лет тридцати пяти, коий тут же устроился на свободном табурете и замер там, ожидая не то начальственного приказа, не то озарения свыше.
— Хорошо, что ты пришел, Герман, — проговорил обер-инквизитор. — Я как раз намеревался послать за тобой. Майстер Гессе хотел… Я взялся сообщить подробности нашего дела, но, полагаю, будет лучше, если ты сделаешь это сам, — он повернулся к Курту и пояснил: — Это Герман Куглер, следователь первого ранга. Это он ведет дело. Разумеется, я читал все отчеты, и мы регулярно обсуждаем ход расследования, я в курсе всего происходящего и отвечаю за наши действия, но…
— Достаточно, Остхоф, — покривился Курт. — Вам незачем оправдываться. Все верно, лучше всего о деле поведает тот, для кого оно сейчас составляет основу всей жизни, тему дневных забот и ночных раздумий. Так, Герман? Рассказывай. Отчеты я прочел, но теперь хочу слышать твое мнение.
— Дрянь дело, майстер Гессе, если вы хотите знать мое мнение, — мотнул головой следователь. — С самой осени находим изувеченные трупы, и ни следа, ни зацепки. И результата никакого, будто и не малефиция вовсе. Может, и не она, конечно, но доказать я этого не могу, а просто взять и спихнуть дело магистратским…
— Eia![75] — присвистнул Курт. — Помнится, когда я начинал свою службу, доказывать требовалось наличие в деле малефиции, а не ее отсутствие. Кроме того, я не стал бы столь уверенно приводить отсутствие зримых последствий как аргумент. Бывают и весьма длительные ритуалы, и такие, чей эффект отсрочен во времени или пространстве. Посему выводов пока, полагаю, сделать невозможно за недостаточностью сведений.
Следовало признать, что в целом с оценкой младшего сослуживца майстер инквизитор был согласен; сам он, перевернув последний лист из весьма солидной стопки отчетов, пришел к аналогичному заключению: история в самом деле была гнилая, причем порою в прямом смысле этого слова. Начать с того, что в конце ноября на одном из пустырей на окраине Хайдельберга обнаружилась яма, судя по следам, разрытая собачьими лапами; в оной яме покоились, если так можно сказать, учитывая их состояние, разрозненные фрагменты нескольких человеческих тел разной степени разложения. Не менее четырех и не более шести, если быть точным. При том ни одного полного комплекта не присутствовало. Судя по всему, некто время от времени убивал людей, разделял тела на части и аккуратно складировал их в безымянную общую могилу на пустыре. Вероятнее всего, в последний раз он оказался несколько небрежен при закапывании, и запах учуяли собаки, кои и разрыли захоронение, предположительно растащив часть погребенных там фрагментов. Кое-что и в самом деле обнаружилось при тщательном осмотре окрестностей, но далеко не все. Опознать ни одного из погибших не удалось, как и обнаружить хоть какую-то ниточку к личности убийцы. Никто из окрестных обитателей не видел ничего подозрительного. А если и видел, так наверняка забыл за давностью.