Понимая, что на старое место убийца уже не вернется, служители Конгрегации вызвали соответствующего expertus’а и стали производить обходы местных пустырей в поисках если не самого преступника, то хотя бы более новых захоронений. Это принесло свои плоды. В течение следующих нескольких недель, до того, как выпал снег, было обнаружено еще три… назвать сии ямы с кусками тел, теперь уже одиночных, могилами язык не поворачивался. Жертв удалось опознать, поговорить с родными, собрать сведения о жизни, увлечениях, знакомствах… Ничего, что бы их объединяло. Один студент-богослов, один слуга из богатого дома и один пожилой гончар.
Потом лег снег, зима выдалась недолгой, но снежной и морозной, и тела находиться перестали. Расследование продолжалось, но всем было очевидно, что дело «зависло», и expertus’а отпустили. И вот около недели назад история возымела свое продолжение в виде еще трех неполных тел. Мужских, как, кстати, и все прочие. Двоих опознать не удалось, третьим же оказался университетский профессор, уехавший навестить родню где-то в Богемии еще до Рождества и так и не вернувшийся. Его тело и тело гончара из осенних «находок» пострадали менее прочих: недоставало лишь печени и сердца, прочее наличествовало, хоть и было расчленено. Согласно аккуратно составленному дотошным следователем четвертого ранга Томашем Немецем, занимавшимся анатомированием, перечню, оные органы отсутствовали у всех погибших до единого; зато у всех, за исключением группы, пострадавшей от собак, о коей невозможно было сделать выводов, неизменно присутствовали головы и гениталии. Кости также чаще всего присутствовали все. Состояние же мягких тканей варьировалось от почти не тронутых до почти обглоданного скелета. Таковым оказался студент, найденный еще в декабре, и один из неопознанных зимних погибших, парень лет двадцати, судя по лицу. Способы убиения также были различные: удары сзади по голове, нож между ребер, перерезанное горло; говорить о какой-то периодичности убийств, если таковая и наличествовала, не представлялось возможным ввиду запоздалого и бессистемного обнаружения жертв.
Вот тогда-то хайдельбергский обер и воззвал о помощи, отчаявшись разобраться в происходящем собственными силами.
— Что-нибудь новое за последние дни, не попавшее в отосланные вместе с запросом отчеты, есть? — спросил Курт после минутной задумчивости.
— Мы продолжаем ежедневно обходить пустыри. Вчера нашли еще один труп женщины, но его забрали магистратские, явно не наш случай: тело целое, только волосы обкорнаны и лицо все в порезах. Больше всего похоже на убийство из ревности, но в это уж мы влезать не стали, со своим бы делом разобраться. Продолжаем собирать сведения о профессоре Новаке. Ничего значимого, лишь подтверждение уже указанного в отчетах, но университет большой, студентов у него много было. Сами понимаете, майстер Гессе, небыстрое это дело всех их опросить.
— Небыстрое и не слишком благодарное, — понимающе кивнул Курт. — Но ad imperatum полагается, и были в моей практике случаи, когда именно дотошное соблюдение предписаний спасало жизни или позволяло завершить расследование. Если рассказать мне вам более нечего, я намерен снова поговорить с родственниками, соседями и друзьями погибших. Начну с профессора Новака, а там будет видно. Думаю, за сегодня еще успею посетить двоих-троих.
— Увы, майстер Гессе, добавить мне более нечего, — качнул головой Куглер. — Но если решите начать с университета, очень советую вам зайти к профессору Оскару Клостерманну с богословского факультета. Он охотно работает с нами по вопросам алхимии, но и в целом всегда рад поделиться информацией. К тому же изрядный знаток душ человеческих, порой с нескольких взглядов способен дать весьма точное описание характера. Был бы священником — лучшего духовника трудно было бы желать.
— Занятный typus, — криво усмехнулся Курт. — Помню, он неоднократно фигурировал в отчетах. Непременно с ним побеседую если не сегодня, то завтра утром.
Остаток вечера и все следующее утро прошли в непрерывной говорильне и повторяющихся вопросах соседям, приятелям, коллегам, студентам… О покойном профессоре знали довольно много и говорили охотно: хвалили за глубокие суждения, чувство юмора и добродушие, рассказывали о забавных привычках, называли выдержанным, терпеливым, благочестивым. Однако все это никоим образом не приближало майстера инквизитора к пониманию того, кто и почему выбрал именно его в качестве жертвы убийства или возможного малефического ритуала. Куда ходил, с кем говорил и что делал бедняга Новак в последние свои дни в Хайдельберге, за давностью дней уже никто толком не помнил. Ничего более внятного, чем «заходил к нам на ужин незадолго до отъезда», добиться не удавалось. Насколько задолго? Ай, не помню уже, майстер инквизитор! Помилуйте, два месяца минуло. Вроде в среду, день был постный, но может быть, и в пятницу… И даже хваленый информатор профессор Клостерманн ничего ценного сообщить господину дознавателю не смог.