Опознание также не заняло много времени: в отделение, едва только рассвело, явился мясник Штефан Моргенхерц с заявлением, что у него пропал подмастерье. На все предположения, что молодой человек мог просто загулять или проспать, он уверенно мотал головой и утверждал, что парень ответственный и «он бы никогда», а дома его нет, это было проверено первым делом. Будучи же препровожден к телу, майстер Моргенхерц немедленно опознал помощника и, перемежая молитвенные и богохульные восклицания, поведал, что Ульрих еще с вечера был послан на бойни договориться о поставке новых туш, после чего мог отправляться домой, куда должен был явиться всяко до комендантского часа, но так и не дошел.
— Зараза… — пробормотал Курт, вместе с мясником разглядывая труп.
На сей раз отсутствовали не только сердце и печень, но и значительная часть мякоти бедра. Осматривавший тело Немец, слегка побледнев, признал, что теперь и сам бы предположил, что убийца пробавляется человекоедением.
— Матерь Божья, — вымолвил Моргенхерц, уставившись на срез и осеняя себя крестом, — это ж надо… будто свинью разделывал, прости, Господи… Окорочок, чтоб пожирнее…
Мясник зашелся неестественным смехом, и стоявший рядом с ним Куглер, не церемонясь, отвесил почтенному ремесленнику оплеуху, дабы привести в чувство. Это помогло: Моргенхерц перестал смеяться и поспешил отвести взгляд от останков покойного подмастерья.
— Окорочок… — медленно повторил Курт и резко обернулся к мяснику: — А скажите-ка, Штефан, не было ли у вас покупателя, который бы в последние месяцы перестал брать у вас товар или стал делать это реже?
— Да у меня много кто закупается, майстер инквизитор, — растерялся тот, — всех разве упомнишь… Это надо книги учетные поднять, посмотреть записи…
— Посмотрите, — кивнул он. — И если что-то такое подметите, сообщите мне тотчас же.
Как только взволнованный мясник покинул отделение, Куглер, сразу же уяснивший идею майстера Великого Инквизитора, снарядил своего помощника с аналогичным запросом к коллегам Моргенхерца по ремеслу. Сам же следователь первого ранга вместе с Куртом отправился опрашивать родственников погибшего, каковые ожидаемо не смогли поведать господам дознавателям ничего, что бы могло пролить свет на тайну личности поедателя сердец и печенок.
Посему в отделение оба возвращались в настроении нерадужном. Куглер бодрился, очевидно возлагая немалые надежды на свою идею с распусканием слухов и подставными кандидатами в жертвы; Курт хмурился и отвечал односложно. Однако, едва переступив порог рабочей комнаты, господа следователи получили воодушевляющее известие о том, что двое мясников прислали выписки из учетных книг. В течение следующего часа поступили сведения от еще троих, включая утреннего посетителя.
Разбор заметок мясников занял остаток дня. Для начала был составлен общий список всех имен, упомянутых в присланных записях, затем из него были вычеркнуты те, о ком хайдельбергским следователям было достоверно известно нечто, объяснявшее уменьшившиеся закупки (один по осени выдал замуж двух дочерей, а незадолго до Рождества схоронил отца, другой оказался на грани разорения и попросту не имел достаточных средств, чтобы покупать мясо с прежней регулярностью, на роль убийцы же не подходил в силу хлипкого телосложения и заметной хромоты, каковую даже не слишком внимательные стражники уж как-нибудь заметили бы, имейся она у сбежавшего от них преступника).
С прореженного списка было сделано четыре копии, после чего три следователя и помощник разделили между собой районы города и отправились в новый обход мясницких лавок, дабы выяснить, не сменил ли кто-то из «пропавших» покупателей лавку. Таковых выявилось несколько, после чего круг подозреваемых сократился до полудюжины имен.
— Завтра нужно будет проверить оставшихся, — устало подытожил Курт. — Портной и пекарь, конечно, мало подходят на роль нашего сердцееда, но даже их сбрасывать со счетов заранее не следует. А уж лекарь, студент медицинского факультета и кузнец… Да и профессор этот…