— Предупреждали о чем?
— Ведьма у нас завелась, — вздохнул старый священник. — Хотя почему завелась? Она и была, да только не увидел я этого сразу…. Так вот, Ганс не верил мне сначала, что ведьма все это делает, а когда понял, то было уже поздно. Вот и забрал Бог его душу так рано…
— Что за ведьма? Вы знаете, кто это? — прошептал инквизитор, приблизившись к священнику и заглянув прямо в пустые глаза.
— А вы разве не заметили? Вы ведь только из ее логова, я чую это, — священник на секунду замолк, а после резво схватил Курта за ворот плаща и, подтащив к себе, зашептал. — Княгиня это, майстер инквизитор. Княгиня.
Повисла длинная пауза. Курт хмуро смотрел в почти прозрачные глаза старца, а после медленно освободил ворот от неожиданно крепкого захвата.
Эмоционально Курт с удовольствием бы принял такую удобную версию на веру, да еще и каким-никаким живым свидетелем, но беспощадное ratio[30] не позволяло совершать недопустимых для инквизиторского дела оплошностей, поэтому Гессе сухо поинтересовался:
— У вас есть доказательства?
Священник в ответ скрипуче рассмеялся, запрокидывая голову назад.
— Ты такой же, как и Ганс. Совершаешь ту же ошибку! Какие доказательства могут быть на ведьму?!
— Колдовство всегда оставляет след. И мы его найдем. И только после этого будем обвинять кого-то в малефиции.
— Да, конечно. И закончите, как Ганс. А потом мы все замерзнем! — последнюю фразу священник выплюнул с какой-то отчаянной злостью.
— Значит, это правда. Про замерзших людей.
— Все правда, майстер инквизитор. И Ганс, бедный Ганс, хотел нам помочь справиться с этой напастью.
— Ганс… Он оставил что-то после себя?
— Нет, — священник вздохнул. — Совсем ничего. Замерз под двумя одеялами в доме, что у самой городской стены.
— Что он там делал? — удивился Курт.
— Не знаю. Отказался жить здесь или в тереме княжны. Да вот только сомневаюсь, что умер он там. Знаете, было такое чувство, что его туда притащили.
— Мог ли он замерзнуть на улице?
— Вряд ли, майстер инквизитор. Холода уже не те, Масленица вон на носу. Обморозить что-то — это да, но не насмерть же.
— Что за Масленица? Это местный праздник?
— Да. Люд провожает зиму и встречает весну.
— Когда?
— Да вот, будет празднество через три дня. По обычаю мы сжигаем соломенное чучело, водим хороводы и печем блины. Хороводы, майстер инквизитор, это вроде танца, когда все берутся за руки, а блины — местное блюдо. Вы должны обязательно попробовать.
— Не до празднеств тут… — хмуро протянул Гессе. — О Гансе еще что-нибудь можете сказать? Может, помните какие-то странности в его поведении... Как он себя вел… что говорил… возможно, что-то необычное…
— Никак нет, — пожал плечами старик. — приехал, начал расследование, да только меня не послушал, что ведьму надо брать эту… так и замерз. Умер.
— Превосходно, — мрачно констатировал Бруно. — прямо «поскользнулся, упал, потерял сознание…» И что мы имеем? Просто голые факты и никаких зацепок.
— Подождите… Я хотел сказать… если это важно… — вставил Петер, — я тут недавно перемолвился словом с девушкой…
— Петер, не до твоих любовных похождений сейчас, — недовольно бросил Бруно.
— Погоди, может, что-то важное, — осадил его Курт и обернулся к Петеру, — ну?
— Так вот…Когда вы меня от княгини отослали… Выхожу я из терема… А там стоит она… Чернокудрая такая, высокая. Меня заметила и внимательно смотрит. Ну я и поздоровался. Вежливость, все-таки…
— Ну же, ближе к делу.
— В общем, эта девушка — служанка княгини. Недаром она возле терема крутится. Она спросила, кто я и что здесь делаю. А я и представился. Сказал: я с майстером инквизитором в качестве переводчика… Ну она поняла, но вид у нее всё равно был пугающий.
— Не оказалась бы она такой же умной, как и княгиня, то мы могли бы что-нибудь из нее вытянуть. Сдается мне: неспроста все эти слухи про ведьму…
— Сдается мне, не за тем ты гонишься, — вздохнул Бруно, — мне кажется, что княгиня ни при делах.
— Креститься надо, когда кажется, — огрызнулся Курт, — да и не верю я этим слухам. Просто хочу проверить.
— Может, подумаем про мотив? — предложил Бруно. — Зачем кому-то убивать с такой регулярностью?
30