Абадонна - демон мира Тьмы, отсутствия всякого света, олицетворение поглощающей, скрывающей и бесследно уничтожающей ямы могилы и пропасти преисподней. 30
“А царь мира Мрака - дракон. Его тело - свинец и олово; также у всех архонтов, принадлежащих миру Мрака, тело - свинец и олово. А вкус его плодов - горечь. А царящий в них дух - это дух, доныне гласящий в оракулах и дающий предсказания.” 31
Имя Абадонна восходит к библейскому Аваддон - уничтожение, прекращение бытия. В Ветхом Завете - это имя синоним смерти и преисподней, как бездны: “Преисподняя и Аваддон открыты перед Господом, тем более сердца сынов человеческих.” 32 В откровении Иоанна Богослова говорится об ангеле бездны “…имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион (губитель).” 33 Полчища подчинëнных Аваддону существ - гигантская саранча удивительно похожая на драконов:
“По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же еë - как лица человеческие. И волосы у ней - как волосы у женщин, а зубы у ней были как у львов. На ней были брони, как бы брони железные, а шум от крыльев еë - как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну. У ней были хвосты, как у скорпионов, и в хвостах еë были жала…” 33
Чëрные очки скрывают глаза Абадонны, в которых зияет абсолютный Мрак, символ разверстой бездны, взглянув в них, человек гибнет.
Наконец, Гелла - демон мира Воды (Тумана):
“А царь мира Воды имеет облик рыбы. Его тело - серебро; и у всех архонтов, принадлежащих Воде, тело - серебро. А вкус его плодов - сладость водяная, вкус сладкий во всяком вкусе. А дух царя архонтов Воды - тот, что царствует ныне в лжеучениях заблуждения, которые крестятся омовением водным, чья надежда и упование - в крещении водном.” 35
Из всех спутников Воланда Гелла выписана наименее подробно и на еë принадлежность к миру Воды намекает разве что гнилая малярийная сырость, которой тянет по полу, да ледяная волна, которой окатило Римского при приближении женщины - демона. В манихействе силы зла двуполы, и само разделение полов - проявление зла:
“…Материя, живописец и зодчий всех миров плоти, та, которая живописала плоть и всë архонтство, какое есть в мире Мрака, сотворила их в пяти чувствилищах - пяти мужских и пяти женских, по два на каждый мир, а также огонь и наслаждение, обитающие в мужчинах и женщинах и влекущие их друг к другу.” 36
И натурально, как сказал бы один из наших героев, характерные черты повелителя архонтов Воланда, дробятся, двоятся, соединяя в его облике признаки принадлежности к каждому из подвластных ему миров. Например, коронки на зубах с правой стороны у него золотые, как должно было бы быть у архонта мира Дыма, а с левой - платиновые, т.е. из драгоценного металла неизвестного во времена Мани, но на вид неотличимые от серебряных, как должно было бы быть у архонта мира Воды. Ведь и само слово платина произошло от испанского plata - серебро. Правый глаз у Воланда пуст, чёрен и мёртв, как закрытые чёрными очками глаза Абадонны, левый же зелен, как у Геллы. 37
В главе “Прощение и последний приют” Гелла и Абадонна отсутствуют, но число спутников у Воланда по-прежнему пять: закованный в латы Азазелло, тëмно-фиолетовый рыцарь - Фагот, задумчивый юный паж - Бегемот, Мастер и Маргарита. Это специфическая особенность манихейства, в котором стихии Света и Мрака образуют симметричные пентады, в отличие от большинства религиозных и философских систем или фольклорных традиций, в которых традиционно используются числа три, семь, двенадцать.
Отзвуки манихейских представлений рассыпаны по тексту романа. Слова Азазелло:
“Тогда огонь! - вскричал Азазелло. - Огонь, с которого всë началось и которым мы всë заканчиваем” 38 выглядят несколько пародийным изложением манихейской эсхатологии. В конце времëн на материальный мир снизойдëт великий благодетельный огонь, который будет гореть упомянутые уже 1468 лет. Всë материальное сгорит в нëм, после чего идеальные Свет и Мрак окончательно разделятся уже навсегда. Впрочем, эта фраза может быть и насмешкой над иудейским апокрифическим предсказанием о том, что Азазел, и так уже будто бы закованный в цепи архангелом Рафаилом, будет ввергнут в огонь после Страшного суда. 39 Возможно также, что эта фраза отголосок одного из ранних вариантов романа, в котором вся Москва гибла в огне, как Содом и Гоморра. Окончание главы “На Воробьëвых горах” должно читаться как “…нет давно уже и самого города. Он как сквозь землю провалился, - остались лишь туман и дым.” 40 Последние два слова выделены нами, потому что это имена стихий Мрака.