4
Было видно, что Армина готовилась не к простой беседе, а к спору. Она села в кресло напротив Роя, Панов уместился в сторонке, и начала первая.
– Признаться, я удивлена вашим приглашением на беседу… Спрашивайте, я отвечу.
– Панов говорил мне, что вы…
– Да, он правильно говорил. Я возмущена результатами обследования. Я открыто об этом ему не говорила, но он угадал.
– Что могло вас возмутить? Взаимоотношения внутри вашего маленького коллектива наверняка были вам известны и раньше.
– Как понять – известны? Догадывалась, чувствовала – да. Но точно не знала. А теперь знаю точно. И это нестерпимо!
– Расскажите подробней, что вас выводит из себя?..
Она волновалась, с каждой фразой все сильней. Очень многое ей нестерпимо. Начать хотя бы с Елены и Альфреда. Нежный, чувствительный мальчик без ума, без памяти, до смерти влюблён в свою беломраморную богиню, а она? Чем она отвечает на такое высокое, такое сильное, такое редкое чувство? Снисходительно принимает его! Иначе не назвать эти жалкие сто четыре люба! Разве это настоящее чувство – сто четыре в ответ на двести тринадцать? И как не пожалеть человека, как не рассердиться на его холодную подругу?
– Но ведь их темпераменты – их личное дело! Разве можно им предписывать, с какой силой любить друг друга?
Верно, все верно,-сила взаимной любви их личное дело, никто не вправе вмешиваться со стороны. Она и не вмешивается. Она ни единым словом, ни единым взглядом не показала ни Елене, ни Альфреду своего недовольства. Но остаться безучастной она не может. И это её личное дело – быть ли равнодушной, негодовать ли, чувствовать ли возмущение…
– Не совсем личное, Армина. Вы стартуете в уникальный рейс. И ваши настроения, даже невысказанные…
Вот именно – её невысказанные настроения! Всю жизнь, долгие годы провести рядом с парочкой, молчаливо осуждая одну, молчаливо печалясь о другом! Не слишком ли сильное испытание? Да и не только это! Нет, она не осуждает Анджея, что он испытывает к ней всего сто двадцать любов, в то время как она привязана к нему ста тридцатью восемью. Она знала и раньше, что любит его сильней, чем он её. Она вообще считает нормальным, чтобы женщина любила сильней, такова уж женская природа, да и, согласитесь, Анджей заслуживает того, чтобы его любили беззаветно и преданно, он удивительный человек… Но все же сто двадцать любов, которые, она снова это повторяет, вполне ей достаточны, но они все же не равны Альфредовым двести тринадцати, даже и ста тридцати двум не равны, что у этих тихонь Павла и Дианы. И вот весь рейс, до старости, до кончины, думать о том, какие горячие слова, какие ласки расточает тебе твой муж, будущий отец твоих будущих детей, и знать, знать всегда, каждую минуту, что вся его пылкая любовь в объективном измерении не добралась и до той скромной величины, что у этой вон тихой парочки, сидящей напротив тебя за столом. Всю жизнь мучиться такими мыслями!
Голос её прервался слезами. Рой помолчал, потом сказал:
– С таким настроением нельзя отправляться в дальний рейс, Армина.
Она ответила с вызовом:
– Именно, Рой. Сегодня я подала заявление, что отказываюсь участвовать в экспедиции.
– Ваш жених не протестовал, не отговаривал вас?
– Ещё бы не протестовал! Это ведь его любимая мысль, что он положит начало поколению звездолюдей, родившихся вдали от Земли. Но отговорить меня он не смог. Я ему сказала, что если его незначительные сто двадцать любов все-таки искренни, то он не оставит меня одну на Земле. У вас ещё есть вопросы. Рой?
– Больше вопросов у меня нет, Армина.
5
– Итак, естественный финал всех твоих научных изысканий, Шура. И это твоё открытие – закрываем, – хмуро сказал Рой, когда Армина ушла.
– Панов и звука не проронил, как и обещал, пока шёл разговор Роя с Арминой. Но слова Роя нельзя было оставить без ответа.
– Почему закрываем? Если оно не понравилось одной Армине…
– Да, оно не понравилось только ей, только одному человеку. Но этого достаточно, чтобы развалился хороший коллектив. Отменяется уникальный рейс! Да и только ли ей не нравится? Проведи свою любовную классификацию у всего человечества – все ли будут довольны? Не найдутся ли миллионы Армин?
– Не понимаю, что ты имеешь против моего открытия?
– Только то, что оно не нужно. Оно – не доброе. В нем вреда больше, чем пользы.
– Человек должен знать себя. Это открытие даёт новую информацию о человеке! Помнишь первое требование древних: познай самого себя. Именно это я и делаю! Человечество всегда стремилось к знанию! Знать, знать, знать – вот девиз человеческого развития, вот смысл всех открытий! Против чего ты протестуешь?