- Lasdaf’to ik-lo! Vat qi xasasty,[70] - теперь его тон был не столько строгим, сколько умоляющим. Что между ними такого происходит? Она же только что вернулась из плена, они долго не виделись, а тут такой прием!? Что-то внутри меня дико возмущалось подобному поведению.
На какое-то мимолетное мгновенье мне показалось, что интенсивно округляющиеся глаза девушки в любой момент просто вывалятся наружу. Для себя я лишь сделала вывод о том, что сказанная фраза нисколечко не обрадовала Марунту. Она ввела ее в ярость.
- Cha? Ik ha-ves wyqerst nib faxi ruf! In-bur? Ut caryjon IC![71] - кричала Марунта. Она даже начала метаться по комнате, хватаясь за голову и буквально вопя. Нет, это была не яростью. Это было больше похоже на панику и отчаяние, которые слишком интенсивно проявляются.
- Bunetil! Fik bazhe in-fasapy's. Xasasty qi minofy'to lasdaf uter querot.[72] - извиняющимся тоном говорил Федор Матвеевич, поднимаясь на кровати. Я не могла больше на это смотреть. Мне хотелось, хоть как-то успокоить девушку. Я подошла к ней поближе и попыталась ее обнять. Ничего не вышло. Ее буквально всю колотило. Что же такого происходит?
- Ha, re waquv ut mineresti nib xasim! Ufe ut ankor shadur, nib Cromft?[73] - произнесла Марунта, сквозь зубы. Сейчас вырывался даже какой-то странный рык изнутри нее. Она в гневе. Больше ничего я не могла понять.
- Ha. Inkor antopeh birg. Inkor mante ewasigin jony![74] - и снова вернулся строгий тон старшего человека. По всей видимости, ей что-то навязывают. Что-то, чего она категорически не хочет делать, но будто вынуждена. Ох уж эти родители и прародители! Всегда они вмешиваются в жизнь молодых людей. Нет, я все могу понять, и опята и ошибок в жизни у них больше, но не давить же на нас своим мнением и авторитетом? Почему так? У нас вообще-то есть свои желания, планы и мнения. И в конце концов мы тоже имеем право совершать свои собственные ошибки! А если учесть, что любое общество плохо или хорошо развивается, и даже не важно как именно, то их весь их жизненный опыт может быть лишь советом и примером как надо или наоборот не надо поступать. А вместо этого все родители считают, что им лучше знать как будет ЛУЧШЕ для их чада. И кто это им сказал, что их «лучше» и наше вообще сможет когда-либо совпасть?
И снова мои личные возмущения захлестнули меня с головой. В свое время мне пришлось отстаивать свое право выбора университета, а, следовательно, и дальнейшую профессию.
- Ha inkor… I mazu das rygi has! Mahe salim, cha ut lasikun wen.[75] - захлебнулась она в собственных словах. Ох, что-то это мне напоминало. Неужели, она тоже не может найти достаточно весомых для них обоснований своей точки зрения?
- Ic fuxascirin mazu![76] - выплюнула девушка через небольшую паузу. А уже в следующее мгновенье развернулась и вышла. И теперь ни одни крики Федора Матвеевича не смогли вернуть ее.
Я тоже было развернулась, чтобы последовать за ней, но увидела Марготу, направляющуюся к дочери. Только после этого я сочла, что вновь буду лишней и абсолютно ничего не понимающей. Кстати, о понимании… вот пусть и объяснит мне!
- Федор Матвеевич, - обратилась я, - я, конечно, дико извиняюсь, если это не мое дело…
- Да, это не твое дело! – прервал он меня, Тебе не понять.
- Куда уж мне! – возмутилась я, - И так все прекрасно видно, без знания языка!
- И что же ты поняла? – как-то презрительно выговорил мужчина, плюхнувшись обратно на свои подушки и прикрывая глаза одной рукой.
- Вы навязываете ей свое мнение. А с ее желаниями не считаетесь, - выговорила я максимально твердо. Видимо, мои слова задели или удивили его, поскольку он убрал руку от лица и гевно посмотрел на меня.
- Знаешь, я был очень рад видеть первую землянку за много лет здесь. Но ты не поняла меня с самого начала. В этом мире несколько иные законы. И многие из них тебе сильно не понравятся. А подсиниться рано или поздно тебе придется. Так вот ни я ни Маргота не желаем, чтобы Марунта всю свою жизнь потратила на то, чтобы кому-то что-то доказывать, пока ее все-таки не сломают как и многих до нее, - грозно говорил он. Все вышесказанное воспринялось мной больше как угроза, а предупреждение.
- А вы считаете, что заставляя ее делать что-то чего ей ни коим образом не хочется, лучше? – с откровенным пренебрежением в голосе проговорила я.
- Да! Чем быстрее она смириться со своей судьбой, тем проще ей будет жить дальше.
- Кто я? Человек или тварь дрожащая? – произнесла я знаменитую цитату, - Вы – тварь дрожащая! – добавила я и тоже вышла из комнаты.
- Ну, это мы еще увидим! Еще не так запоешь! – услышала я у себя за спиной. Будь это молодой человек, я бы непременно уже развернулась и переспорила его, однако, со старшими максимально стараюсь не спорить. Все равно это бесполезно, они всегда остаются при своем мнении, даже если ты уже умудрился доказать свою правоту и они согласно тебе кивнули. Внутри они все равно с тобой не согласны и будут тихо ждать твоей ошибки, чтобы сказать коронную фразу: «Ну, я же говорил!»
Сейчас я входила в комнату к Марунте. С гневным видом из комнаты выскочила Маргота. Марунта же осталась тихо сидеть на кровати. Я не слышала, что между ними случилось, но явно этот разговор пошел ей не на пользу, поскольку девушка не успокоилась. Она просто была в шоке или где-то глубоко в себе. Ее стеклянные глаза смотрели в никуда.
Я подсела к ней. Чем же ее успокоить или поддержать? Мне было ее так жалко! Пройти через такие мучения и издевательства, с боем и ранением сбежать из плена в родной дом, а тут такое. Слегка, одной лишь правой рукой я обняла ее за плечи, в знак поддержки с моей стороны. Но стоило мне ее коснуться, как девушка набросилась на меня и разрыдалась. Она плакала взахлеб у меня на руках. Уж не знаю сколько времени мы так просидели, пока не раздался стук в пол. Марунта тут же подскочила, мгновенно встав на ноги и стала кивать. Она подошла к шкафу и стала вытаскивать одежду.
Моему удивлению не было предела, когда на кровать полетели узкие черные, похожие на лаковые, брюки, тонкая широкая и прозрачная ткань и еще что-то маленькое и непонятное. Я просто продолжала сидеть и наблюдать за сменой ее настроений, как вдруг она стала раздеваться. Прямо здесь при мне и ничего совершенно не стесняясь. И вот уже полминуты спустя абсолютно голая, покрытая множеством почти заживших синяков, девушка брала с кровати нечто маленькое. После нескольких незамысловатых манипуляций, это превратилось в изящные трусики с маленькими стразами. Ну, конечно же, это лишь на мой взгляд. На самом деле это могли быть и не стразы вовсе, поскольку в этом мире первое внешнее впечатление сильно обманчиво. Марунта подняла еще две совершенно одинаковые странные штуки и прикрыла ими грудь. Это у них вместо бюстгальтера? Интересно! Видимо, они сами крепятся к коже. Далее последовало обычное одевание брюк, маленькая ленточка была лихо вплетена в волосы и ткань свободно наброшена на плечи. Надо отметить, что выглядела она просто обалденно. Все мужики рядом с такой девушкой должны слюной изойти и обзавидоваться тому парню, которого она любит, с кем она будет вместе. Только вот я совершенно не понимала зачем она так оделась. Неужели, она собралась куда-то в таком виде? Да ее же за проститутку примут? Она сума сошла что ли? Я только попыталась открыть рот, чтобы хоть что-то сказать ей, как она сама заговорила.
- Vat iktapy quhn![77] – строгим голосом сказала она, показывая пальцем на кровать, где я собственно говоря и сидела. Не увидев от меня никакой реакции, она стала жестикулировать, показывая сначала на себя, потом на дверь, быстро двигая указательным и среднем пальцем. Уж этот жест я поняла.
- Ты уходишь, - сказала я. Девушка кивнула и продолжила показывать. Теперь она тыкала указательным пальцем на меня и на кровать рядом со мной.
- А я должна остаться здесь? – спрашивала я. И вновь я верно расценила ее жесты, поскольку она стала вновь кивать, - Почему? – спросила я, но Марунта уже вылетела из комнаты.
Через пару минут она вернулась с книгой в руках, которую быстро сунула мне и вновь исчезла.
Глава 5.
Законы Арийхона.
Я осталась в комнате совсем одна. В руках я держала странную книгу, которую вдруг мне сунула Марунта, убегая. Это была какая-то старая потрепанная тетрадь, обернутая в твердый переплет. Я осторожно открыла ее. Она оказалась рукописной. Видимо, это был своеобразный словарь с иллюстрациями. На одной странице располагалось два-три рисунка, рядом с которыми были написаны три слова. Ну, а если присмотреться, то слово было одно, просто написано на трех языках.