Из дома послышался истошный визг:
– Мыши-и!!!
– Да чтоб вам всем! – Старик кинулся в ворота, закричал внутрь: – Все припасы в корзины и подвесить на веревках! И сторожить, чтобы не сгрызли! Да топчите же их, топчите!
Грызуны, уворачиваясь от ног, отступили к стенам, быстро вскарабкались наверх и принялись шуршать в камышовой кровле.
– Попортят, – пробормотал рыжебородый мужчина. – При первом же дожде потечет. Что делать, Велизар?!
– Великой Макоши и Похвисту молиться! – рявкнул старик. – Руны рисовать, отчитки читать! Это же просто порча, ее можно отвести.
Андрей недовольно поморщился и открыл глаза.
Велизар был прав – если славяне заговорят дом, внутри избы колдун будет бессилен.
Однако заговорить весь лес, поле, реку не способен никто. Значит, сразимся снаружи…
Чародей пошевелил пальцами, вскинул кисти рук.
С окрестных крон снялись тучи птиц, закружились – и стремительным потоком обрушились на ровные грядки славянского огорода, роясь в земле и выклевывая из нее семена и первые молодые ростки.
– Гони их! – кинулись к огороду мальчишки.
Стая снялась и рассыпалась в стороны. Изрытый и загаженный огород остался лежать мертвым. На нем теперь не осталось даже сорняков. Несущиеся вслед проклятия заставили колдуна улыбнуться.
– Все еще только начинается… – прошептал он. – Только начинается.
Припасы славян осаждали мыши и крысы, своих женщин они были вынуждены охранять даже в простых выходах за водой. Когда они отремонтируют лодки, то обнаружат, что снасти исчезли. В лес, к волкам, деревенские тоже вряд ли сунутся. А кушать ведь хочется…
Что же они станут делать?
– Где они могут быстро получить много еды? – спросил вслух колдун.
– Славяне часто разоряли наши бортни, Любый, – сказал Долгопят, поглаживая свою беличью малицу. – Нашли их несколько лет назад. Сейчас меда еще очень мало. Но лучше мало, чем ничего.
– Покажи дорогу, – поднялся колдун. – Надо приготовиться.
Осмотр дубравы, отчего-то облюбованной пчелами, дал Андрею ответы сразу на все вопросы. Увы, но никаких пасек здешние жители еще не изобрели. Ульи они просто отыскивали и время от времени разоряли – вот и вся нехитрая технология.
Но что способен найти один, то может разыскать и другой. Так что славяне разоряли эти гнезда с тем же правом, что и лесовики. Хотя, конечно, приречные жители посягали на лакомство из глубины леса, каковое исконные жители чащоб почитали за свое. И потому именно здесь чаще всего случались смертные битвы между сварожичами и потомками звериных родов.
– Чтобы не кусались, окуриваете? – спросил Андрей.
– Веревку через ветку перекинем, взбираемся и гнилушки жжем, – кивнул Долгопят.
– Хорошо, – покрутил головой колдун. – Тогда надобно выбрать несколько удобных мест для лучников. Таковых, откуда удирать удобно.
Колдун и воин лесовиков потратили на подготовку засады почти полтора дня – однако славяне пойти в лес не рискнули и вместо этого затеяли рыбалку. Ту самую, в которой Андрей уже попробовал свои силы: на червяков и можжевеловые палочки. Не самое добычливое занятие – однако два-три десятка рыбешек трое мужчин, не расстающихся с оружием, за день добывали. На семью в полсотни голодных ртов этого должно было хватить.
– Упрямцы, – не без уважения покачал головой чародей, наблюдая за стараниями селян из кустарника, перед которым ожидали его воли трое матерых волков. Однако Андрей не собирался посылать храбрых зверей на холодные железные наконечники. Он потер ладонь о ладонь и развел руки в стороны, призывая других помощников.
Мышки, уже успевшие уютно устроиться в толстой камышовой кровле, зашевелились, схватили каждая по ближней соломинке и поспешили вниз. Поднырнув под сваленный на дворе хворост и щепу, они оставили там свой груз, вернулись наверх, взяли еще чуток, спустились…
Всего по три ходки, по три соломинки от каждой мышки-малышки – а в глубине дровницы образовалась изрядная горка пересохшего за долгие годы камыша.
Колдун метнулся к стойбищу, возле него содрал с гнилого валежника два куска сосновой коры, подошел к очагу, на котором лесовики жарили лосятину, палочкой закатил на кору крупный уголек, накрыл вторым куском, взял в рот, перекинулся и серой тенью скользнул в деревню, поднырнув под славянские припасы. Разжал челюсти, позволяя угольку выкатиться на камыш, и так же стремительно умчался назад, остановился на краю луговины, водя ушами и носом.