Питер тем временем старательно возился с костром.
Абориген уже проснулся. Он лежал на спине, смотрел в бездонное голубое небо и думал. Из какого же племени эти смешные белые люди? Нет, пусть он болен, очень болен, но он не может оставить их на произвол судьбы.
Мальчик с трудом встал. У него закружилась голова и на лбу выступила испарина. Абориген вздохнул и поплёлся к ручью, где, судя по плеску и пению, купалась лубра. Он должен успеть рассказать ей!
Он поднялся на небольшую скалу, стоявшую около ручья, и увидел внизу девочку. Она сняла с себя свои странные вещи и распустила волосы по поверхности воды. Абориген никогда не видел таких светлых длинных волос. Голова лубры была похожа на солнце, испускавшее золотистые лучи света. Это было очень красиво. Абориген свесился со скалы, восхищённо разглядывая девочку.
Внезапно Мэри посмотрела наверх. Их взгляды скрестились. Послышался сильный всплеск, девочка закричала и бросилась на берег. Ноздри у неё раздувались, губы кривились, а глаза были полны ужаса. Абориген сделал ещё шаг вперёд, увидел камень в её руке и нерешительно остановился. Он почувствовал страх. Он не мог понять, в чём дело. Мальчик почувствовал новый прилив слабости.
Он повернулся и побрёл в пустыню.
Дети провели ужасно тоскливый день. Питер не хотел бросать аборигена, а Мэри не хотела подходить к нему. Они так ничего и не ели. К вечеру Питер пошёл побродить по ручью в поисках рыбы, но ничего не нашёл. Целый день он таскал в пригоршнях воду аборигену. Сначала тот не пил и всё отталкивал руки Питера, но потом немного выпил. Мальчик заметил, что ему трудно глотать.
Перед заходом солнца дети пошли поискать еды. Им повезло. Там, где кончался оазис и начиналась пустыня, Питер нашёл четыре клубня ворвовры. С большим трудом они снова разожгли костёр и испекли клубни.
Питер принёс ворвовру аборигену. Весь этот долгий вечер грустный Питер сидел около него, держа его руку.
Абориген вдруг зашевелился и задвигал губами. Питер наклонился к нему. Чёрный мальчик что-то прошептал и показал в сторону костра. Мальчуган ободряюще сжал ему руку. Потом, осенённый внезапной догадкой, вскочил и побежал к Мэри.
Она сидела у огня, задумчиво вороша палкой листья на песке.
— Мэйми! Он зовёт тебя! Он что-то хочет сказать!
— О, нет! Нет, нет!
Брат гневно посмотрел на неё.
— Ты что, рехнулась? Он не может встать, понимаешь?
Дети подошли к кусту, под которым лежал абориген. Девочка нерешительно опустилась перед ним на колени.
Абориген слабо зашевелился. Мэри низко наклонилась к нему.
— Арколола, — прошептал он.
Питер сбегал к ручью и вернулся с полной пригоршней воды. Но абориген оттолкнул его руку.
— Арколола, — он показал на Мэри.
— Но я не хочу пить, — растерянно сказала она.
— Арколола, — повторил мальчик, — йема-ра, Иланба-Му. — Он показал рукой на Мэри, а потом махнул рукой туда, где садилось солнце.
Дети недоумённо переглянулись. И только после того, как абориген провёл на песке волнистую линию, изображавшую горы, и соединил её концы одной чертой, Питер понял, в чём дело.
— Там, где садится солнце — горы. За ними есть вода и еда. Он это и хотел тебе сказать. И ещё — он приказывает нам туда идти.
Мэри, ошеломлённая, села, потом осторожно положила голову аборигена на колени и начала гладить пальцами его лоб. Глаза мальчика открылись. Сначала они наполнились изумлением, а потом он благодарно улыбнулся. Девочке показалось, что невидимая стена, прочно стоявшая между ними, внезапно рухнула. Ей хотелось плакать и кричать на всю пустыню:
— Ведь и я, и Питер, и другие мальчишки и девчонки Гринвуда, и папа, и мама, и этот мальчик, и другие чёрные, как он, — все люди на земле должны житъ между собой в дружбе, а если один из них попадёт в беду, другие обязательно должны прийти к нему на помощь!
Дети похоронили аборигена прямо в песке. Они долго копали яму палками и острыми камнями. Был уже полдень, когда, уставшие и голодные, они насыпали могильный холмик. Теперь они остались совсем одни. Мэри не выдержала и расплакалась. Питер попытался неуклюже её утешить, поглаживая по руке, и сам разревелся.