– Соберите команды, – распорядился Адмирал. – Я выступлю с речью.
Главный Психолог, натура тонкая и нервная, не выдержал воцарившегося тотального напряжения и взял робкое слово:
– Осмелюсь доложить – ввиду чрезвычайной важности, речь должна быть исключительно продуманной. Иначе мы сведем с ума половину экипажей… Я не имею в виду кадровое офицерство. Но что касается людей гражданских, только что призванных на флот, существует опасность, что нервные особи просто не выдержат! Факт нашего одиночества слишком, я бы даже сказал, невероятен и страшен. К тому же многие имеют семьи. Если правда обрушится на них, как снег на голову, мне кажется…
Адмирал язвительно перебил:
– Разумеется, я не дурак!
– Я уже кое-что набросал, господин Адмирал, – продолжал бормотать Психолог, выступая вперед.
– Да. И что вы собираетесь предложить?
– Разрешите вслух?
– Читайте!
– Предлагаю начать обращение со слова «братья», – приободрился Психолог. – Прежде всего, надо упирать на то, что победа одержана. Америки не существует, следовательно, Армада выполнила задачу. Затем рекомендую осторожно намекнуть на то обстоятельство, что жертвы, понятно, велики. Нам пришлось пожертвовать самым дорогим, а именно всей нашей территорией с ее городами, правительственными органами и столь милыми нашим сердцам родственниками. Но тем не менее люди не должны терять надежды…
– Ближе к делу.
Психолог откашлялся и окончательно решился:
– Уважаемые члены суровой и преданной Родине команды! Братья! Да, да, с этих пор я могу назвать вас своими братьями, ибо свершилось то, ради чего сюда, в карибские воды послало нас Отечество – враг повержен! Я торжественно заявляю – ненавистной Америки, в которой сатана свил свое гнездо, не существует более! Справедливость восторжествовала, и победа, в которой не сомневалось наше руководство, осталась за нами! Нет более города великой блудницы и желтого дьявола! Новый Вавилон рухнул, башни его снесены. Отвратительное капище мировых торговцев, нуворишей, ростовщиков с их культом наживы и денег пало! И острием разящего меча явились мы, братья, мы, и никто другой! Об этом я, Адмирал Армады, торжественно заявляю вам и радуюсь этому событию вместе с вами… Но торжество далось дорогой ценой. И не могло быть иначе…
– С ума можно сойти, – шептались в офицерской толпе. – Отпустит старик нас, в конце концов, или нет? Невыносимо слушать ахинею.
Психолог заливался, как тетерев на току.
– Достаточно, – оборвал Адмирал. – Все ясно. Давайте сюда свои писульки. Команды построить. Динамики включить по всей Армаде. Все свободны!
Через считанные секунды лифты оказались битком забиты спускающейся с небес на палубу элитой. Командир «Юда» признался Главному штурману:
– Если старик позволит себе краснобайствовать перед всеми этими построенными во фронт скотами больше пяти минут, честное слово, я упаду в обморок.
К адмиральскому трапу один за другим подходили катера. Спускаясь по трапу, начальники пошатывались, рискуя свалиться в океан. Поливаемые проносившимся тропическим дождем, они уже не обращали внимания на свой жалкий вид и просто чудом не засыпали прямо на ходу. Стоило только катерам пристать к эсминцам и авианосцам и выгрузить начальство, засвистели дудки боцманматов. Топот ног заглушил остальные звуки. Трапы гудели от перенапряжения. Не успел прозрачный звук горна раствориться в воздухе, самый главный небожитель появился на командирском мостике линкора в парадном кителе с поблескивающими наградами. Стоящим внизу он казался белой мухой. Теперь тысячам непосвященных стало ясно – час «Икс» надвинулся и всемирный убой не за горами. Мичмана светились счастьем готовящегося самопожертвования. Никто, кроме тех, кто знал, в чем истинная суть обращения, не сомневался – приказ будет отдан. Все те же мичмана, поедая щенячьими, полными восторженных слез глазами мостик, готовились войти в историю. Громом прогремело по кораблям:
– Флаг и гюйс поднять.
Сразу же после этих торжественных слов, Адмирал недоверчиво постучал по микрофону – морское братство в тужурках и форменках замерло.
Адмирал внес в предоставленные Психологом бумаги свои коррективы. Речь была коротка и оглушительна, как залп «тридцатичетырехдюймовки».
– Камрады. Цели больше нет. Нам суждено вечно болтаться по Океану. Скорблю об ушедших под воду ваших матерях, женах и прочих родственниках. Распорядок на кораблях прежний. Напоминаю: суд действует по законам военного времени.
Психолог упал в обморок, но ряды даже не шелохнулись.
После этого блестящего, полного экспрессии выступления, командир «Сволочного» удалился в свою роскошную трехкомнатную каюту. Нажав кнопку шкафа, он получил тщательно выглаженную парадную форму и, надев ее, позвякивая и шурша аксельбантами и многочисленными медалями, при кортике и фуражке присел к столу, положив перед собой внушительный револьвер. С фотографии улыбалась ему его многочисленная семья; родственники специально запечатлели себя перед отплытием обреченного корабля. Теперь все они, включая дядюшек, тетушек, сестер, братьев и, наконец, его собственную жену с детьми, строго наблюдали за действиями капитана первого ранга. Тот не спеша докурил сигару, отдал честь семейству и пробормотал:
– Ума не приложу, что теперь будет поделывать старикан со всем этим сбродом. Но не сомневаюсь – впереди веселые деньки.
И залепил себе полноценные девять грамм.
– Трусливая сволочь, – брезгливо откликнулся Адмирал на трюк командира «Сволочного». Он повернулся к дежурному: – Подготовьте новый приказ. Те, кто впредь затеют самоубийство, будут приравниваться к дезертирам, лишаться наград и званий и отправляться к «трюмным». Пожизненно!
Удивительно, но опасения за умы экипажей оказались напрасны. Подобным фактом был посрамлен скептицизм Главного психолога и Главного корабельного доктора. И тот и другой ожидали наплыва посетителей – его не последовало. То ли сыграла свою роль выданная матросам в тройном объеме водка, то ли никто еще до конца не смог осмыслить всю серьезность положения. Так или иначе, но из ста с лишним тысяч приговоренных на вечное плавание сошел с ума только механик с «Отвратительного», да и то совершенно по другому поводу. Пропустив из-за вахты смотр, он тем же вечером выиграл у сговорившихся товарищей в карты невероятную сумму, которая решительно никому теперь была не нужна. Шутники охотно поддавались – механик в азарте ничего не заметил и в конце концов рехнулся от счастья. С долговыми расписками и деньгами во всех карманах, подобно гашековскому персонажу, он бегал по кораблю в тщетной надежде распорядиться своим внезапно свалившимся на голову богатством.
В тот же самый вечер на резонный вопрос Главного штурмана, куда теперь держать курс, Адмирал впервые не мог дать ответа.
– Бессмыслица, коллега! – заявил на исходе первой недели подобного плавания Главный корабельный доктор Главному психологу. И с грохотом, словно игрок в домино, припечатал к столу две мензурки с толстыми стенками. В своей каюте он угощал собрата сногсшибательным эликсиром. – Космическая, вселенская, я бы даже сказал, Божественная бессмыслица! – продолжил врач. – Главный вопрос ближайшего времени – чем заполнить существование! Всем нам надо поразмышлять об этом. Тем более времени предостаточно и вопросик архисерьезнейший. Прежний смысл потерян, и, судя по всему, бесповоротно. Теперь, как говаривал Пушкин, согласно «силе вещей», для корабельного плебса жизнь неминуемо должна рассыпаться на множество маленьких смыслов. Перед стариком нелегкая задача: прежде всего, нужно дать новую веру всему этому матросскому сброду, сообразить какую-нибудь идею, придумать хоть черта в ступе. В конце концов, можно пообещать Царствие Небесное. Или вообразить, что в океане сохранился хоть какой-нибудь осколочек суши с чудом выжившим там племенем амазонок. Людям нужно заморочить головы – чем быстрее, тем лучше!
Психолог опрокинул мензурку – силы и самообладание изменили ему, он всхлипнул. Главврач по-прежнему держался молодцом и постучал пальцем по клетке с любимой канарейкой. Птичка с готовностью ответила.