В деревне власовцы захватили шестерых пленных, двое из которых добровольно вступили в отряд Сахарова. Начатая власовцами атака успешно развивалась... К 12 часам дня в Ней-Левине немецкой пехотой, одним танком и тремя самоходными орудиями был окружен первый батальон 990-го стрелкового полка капитана Ф. Ф. Чепурина, долгое время оборонявшийся в окружении, а позднее был окружен и второй батальон майора М. Н. Саранчука. Эти батальоны понесли значительные потери. В боях за Ней-Левин взвод Высоцкого принимал активное участие, и населенный пункт был окончательно занят немцами 9 февраля. Благодаря этому обстоятельству к вечеру 9 февраля два батальона германской пехоты атаковали Карлс-бизе, прочно овладев важным населенным пунктом к двум часам ночи 10 февраля.
Война есть война. Но на войне обычные человеческие эмоции чаще всего превалируют над любыми идеологическими стереотипами противоборствующих сторон. В советском кинематографе и в художественной литературе, в наибольшей сте-144
пени повлиявших в нашей стране на общественное восприятие событий Второй мировой войны, даже военнослужащих Вермахта в большинстве случаев нам представляли какими-то звероподобными монстрами, не говоря уже о власовцах, которым вообще отказывали в праве на человеческую сущность. Поэтому нижеследующее искреннее, непритязательное описание боя одним из его рядовых участников нам показалось и в высшей степени любопытным, и естественным55.
«Глубокой ночью, двинулись с проводником, куда-то в темноту, по направлению взвивающихся, освещая все и вся, ракет. Через некоторое время дошли до какого-то строения, в подвале которого горели свечки-плошки, освещая много сидящих у стен, уставших немецких солдат. Строение было как бы на половину расстояния до передовой. Пункт, приготовления к утренней атаке. Об отдыхе не могло быть и речи. Сняряды, нет, да нет, свистели над домом. Усталое войско, в желтом свете подвала, не было веселое. Измучеиые люди старались не думать, закрыв глаза, о предыдущих часах. Если кто переговаривался между собой, то в пол-голоса, или шепотом. Иногда, становилась жуткая тишина. Я же имел чувство какого-то отупения. Поставив моих пару сундучков, с лентами, подсел к моему пулеметчику. Он тоже, наверное, как и я, думал, будь, что будет.
Вскоре послышались шаги по лестнице в погреб. Нам передали вызов. Время пришло двигаться. Разводящий, который знал линию передовой, своей и советской, предупредив нас не шуметь ни чем, шепотом передавая указания один другому, гуськом тихо двинулись, останавливаясь, замерев, не двигаясь, когда взлетали белые ракеты. Ожидая их падение и неожиданной, потом вспышке на земле. Малейший шорох или движение под освещением ракет, мог возбудить огонь оттуда, подай рукой впереди, советской позиции. Пропели где-то петухи. Значит, было уже за три часа утра. Шепотом приказали залечь и не двигаться. Про обязанность не вызывать недоразумение в начале атаки, нам не напоминали. Так мы и лежали, нос к носу с нашими же, только красного цвета, братьями. Никто из нас, да и я из Югославии, еще не были в положении такого тупика. Не знаю как наши отцы, те или другие, во времена революции, могли гвоздить на смерть один другого. Лежа ждали чего-то. Взвилась одна, другая и т.д. красные ракеты. Ну, подумал я, сейчас начнется. Сзади нас по всей линии раздался грохот начинающейся артилерийской подготовки. Рев, свис!, шуршание летящих ливнем снарядов, разразился впереди и под по-
сом. осыпая нас в темноте, землей и всяким барахлом. Ошибись они на пятьдесят метров, так от нас остался бы одни пух. Спрятав голову Между моими сундуками с двумя пулеметными лентами, в голове был “шурум-бурум”.
Боже! Не дай исчезнуть, не поцеловав девочки! Если мы еще живы и можем кое-как соображать, кто же напротив нас мог уцелеть в такой ураган, валявшийся на них. Неожиданно, почувствовал удаление артогня от нас на пару сотен метров, может быть и больше, в тыл советской линии. С нашей стороны, от правого до конца левого фланга взвились зеленые ракеты. Раздалась команда: ”Форвертс!” (“Вперед!”). Со всех сторон воскресли из земли сотни теней, ринувшихся на рассвет горизонта. Здраво рассуждая, отпора, с советской стороны не должно было быть. Какой дьявол помогал им, мне было не понятно. Станковые пулеметы, наверное, тачанки. Скорее назвал бы их швейными машинками. Начали резать тьму, по пояс высотой. Следить за их движением можно только было по приближавшимся н уходившим вправо и влево огневым вспышкам. Минометы тоже не молчали. Русская гречиха и германское масло смешалось. Было очень все разнообразно. В тот момент выполнять задание, по-русски делать выкрики, сотворяя недоумение, напротив, было невозможно. Человек сам себя не слышал. Да и воздуха в легких не хватало. Мой пулеметчик дал куда-то очередь, а пулемет заел. Кинул он этот новый “МО”, я тоже бросил ящики и, сняв автоматы, побежали за темными духами воставших. На бегу наступал в темноте на трупы, головы мертвых, валяющие деревья, не было времени для разбора. Нажал курок пару раз, куда-то повыше, чтобы не поразить в спину бегущих впереди. Попадать в кого-нибудь и не думал. Артподготовка делала это не первый раз.