Добыча приглушила наше чувство голода. Мари не хотела поначалу есть их, уверяя, что они вызывают у нее тошноту, но Оганнес заставил ее съесть, и она почувствовала себя лучше.
Потом Оганнес попытался почистить наше убежище. Он смирился с тем, что нам придется провести там ночь. И, хотя было не очень холодно, мы понимали, что внутри этого помещения мы будем в тепле и в большей безопасности. Он не хотел разводить костер, хотя мог добыть огонь с помощью кусков кремния, — чем немало гордился. Он боялся, что дым может нас выдать, потому, закончив уборку, он приготовил из мелких и мягких веток нечто похожее на постель. Мы помогли забраться внутрь Мари, которая, казалось, впала в апатию, потому что уже не плакала и не жаловалась. Ее молчаливость несколько беспокоила меня. Это было нетипично для ее характера, но ведь и обстоятельства тоже были нетипичными на тот момент, поэтому я не придала ее состоянию особого значения.
Я поделилась с Оганнесом моими опасениями по поводу отца. Он молча кивнул. Он тоже считал, что нам не следует разъединяться, но приходится мириться со сложившейся обстановкой. Он прекрасно понимал, что в той ситуации мы не смогли бы долго оказывать сопротивление, и он не знал, что делать. Кроме того, самочувствие Мари не позволяло нам куда-либо идти. Он не хотел оставлять нас одних, и это ограничивало наши возможности.
К вечеру заметно похолодало. Мари дрожала от холода, я дотронулась до ее лба и почувствовала, что у нее высокая температура. Это очень напугало нас, потому что стало ясно, что требовалась помощь врача.
В жизни бывают моменты подлинного отчаяния. И это был один из них. Раньше я видела только одну действительность: безопасность родного дома, любовь родных, ощущение благополучия, любви и даже обожания со стороны родных. Я никогда не могла представить себе, что подо всем этим находится темная и глубокая пропасть, и это открытие вызвало у меня состояние, близкое к обмороку. Я превращалась во взрослую женщину, но во мне оставалось еще много черт от девочки. Часы, проведенные там, изменили меня так, как будто прошло лет десять.
Как только стемнело, снаружи мы услышали шум. Мы замерли, но вскоре услышали голос отца, который звал нас.
Этот голос принес нам большое облегчение. Оганнес и я выбежали из нашего убежища и остановились в изумлении. Папа был одет в одежду турецкого крестьянина. С ним был Ахмед, который вел двух мулов, запряженных в крытую телегу.
Ахмед Ками был правой рукой моего отца. Он был родом из Ризе, но практически все время жил в нашем доме и работал на нас. Разумеется, он был турком до мозга костей, но главное, что он был добрым человеком.
Мой отец спустился в город, соблюдая большую предосторожность. Он осознавал, что рискует больше чем своей собственной жизнью. Он признался нам, что единственно, чего он боялся, так это не случилось бы что-нибудь с нами.
Наш дом находился почти на самой окраине Трапезунда, за которым начинался лес, состоявший из огромных сосен. За домом располагался большой сад, а калитка из него выходила непосредственно на дорогу, шедшую вдоль леса. Через эту калитку отец выходил в лес и ставил там капканы. Ночью это место казалось жутковатым, особенно когда дул сильный ветер с моря и завывания бури превращались в зловещее бормотание, мешавшее заснуть.
Отец прошел лес насквозь и вошел в сад с задней стороны. Ему пришлось дождаться темноты, потому что с ним был только ключ от главного входа в дом. Потом он очень быстро собрал багаж с самым необходимым. Он даже рискнул забрать деньги и наиболее ценные вещи. Взял также верхнюю одежду и личные документы. Занимаясь этим, он услышал стук в дверь. Поначалу он испугался, полагая, что это турки, пришедшие ограбить наш дом. Но нет. К счастью, это был Ахмед. Когда мужчины увидели друг друга, они обрадовались и обнялись. Ахмед был весьма взволнован и сообщил плохие новости. Многие турки (здесь он явно устыдился) ограбили армянский квартал. Он сам помешал группе турок войти в дом. Ему пришлось соврать и сказать, что он долгое время гнул спину на армянина, а теперь это имущество перешло ему по праву.
Нападавшие ушли в ярости. Они надеялись безнаказанно войти в дом и унести товары со склада. С улицы они грозили Ахмеду — он не может присвоить себе все эти вещи и должен поделиться с ними.
Но Ахмед направил на них охотничье ружье отца, которое было спрятано в доме, — лицензии на него у отца не было. Видя решительность Ахмеда, они отступили, грозя ему кулаком и выкрикивая оскорбления.
Ахмед был уверен, что они вернутся. Он не знал, через сколько времени они придут, и рекомендовал отцу, чтобы все мы уезжали. Он заплакал и сказал, что будет защищать дом и все наше имущество столько времени, сколько это будет нужно, и не пожалеет ради этого своей жизни.