С того дня мое общественное положение существенно укрепилось — меня часто приглашали во дворец на совещания, многие из которых проходили с участием наших немецких друзей. Я смог оценить, что означало быть влиятельным человеком и быть принятым без промедлений самим Большим визирем. С того дня многие мои родственники и друзья приходили ко мне, излагали свои проблемы, и я смог решить немало из них. Такая ситуация привела к тому, что мой, в общем-то, интровертный характер понемногу стал более открытым, поскольку меня приглашали на много приемов и общественных встреч.
На одной из них, а именно в салоне Сюфера, в том же Долбамахче я познакомился с той, которая стала потом моей женой. Ее звали Фатима Мунтар. Она была наследницей крупной судоходной компании. Это была прекрасная женщина, и я безумно влюбился в нее. Шесть месяцев спустя мы поженились — церемония была пышной, на мой вкус излишне богатой и нескромной.
Все говорили об этой свадьбе. Поговаривали, что меня должны были назначить министром транспорта, а друзья посмеивались над таким совпадением.
Но я хотел заниматься только железными дорогами. Политика была мне не по душе, и тем более то направление, которое она принимала. Меня интересовали только поезда, шестеренки, пар и проектирование новых линий. Во время моих поездок в Париж для проверки хода реализации проекта «Восточный экспресс» я испытывал большую гордость. Через короткое время Париж соединится с Константинополем через Лозанну, Милан, Триест, Загреб, Белград и Софию. Возможно, ветка протянется и до Вены и Берлина. Это было мечтой любого турка, и я помогал осуществить ее.
Я думал о будущей станции Хайдарпаса и о тех трудностях, которые предстоит преодолеть, чтобы соединить ее с Измитом. Оттуда поезда пойдут на всю Азию, и тогда никто не сможет сдержать развитие Турции, особенно при сотрудничестве с Германией, которая с каждым днем проявляла все больший интерес к нашей стране.
Уже стали приезжать немецкие специалисты, о которых говорил немецкий посол. Большой визирь Али-паша позвонил, чтобы успокоить меня. В Турции командуем мы, турки, но нам нужны деньги «Дойче банка». Потом он сказал, что султан хотел получить информацию о возможности проложить железную дорогу между Измитом — Эскишехиром и Анкарой. Это существенно поможет в развитии Анатолии. Прощаясь, он шепнул мне на ухо, что есть подтверждение скорого визита в Турцию кайзера Вильгельма. «Он специалист в области железных дорог», — добавил он заговорщически.
Оглядываясь на прошлое, я понимаю, что моя любовь к работе, мечты о новых проектах и моя профессиональная самоотдача мешали мне осознавать, что затевалось вокруг меня. И я был не одинок. Сам Абдул-Гамид, со всей его хитростью, не смог понять, какие последствия все это может иметь.
Немцы обещали порядок и прогресс. Но не для Турции. Они думали о том, чтобы сплести сети с целью контроля за воротами в Азию. Франция была более практична, она без единого выстрела захватила Османский банк.
Потом наступили смутные времена. У меня работал Атом Бедросян — прекрасный инженер-армянин, который постепенно становился моей правой рукой. Все, о чем мы говорили, он превращал в чертежи и меморандумы, и каждый раз, когда у меня был Административный совет, я всегда с нетерпением ждал разговора с ним, чтобы узнать его мнение. Не раз я думал о том, что у этого человека было больше оснований, чем у меня, занимать мою должность.
Тем временем моя супруга унаследовала акции судоходной компании ее семьи. Должен признать, что наши отношения стали охлаждаться. Я хотел сына, но она, похоже, была неспособна родить мне его. Я подумывал даже о разводе, как мне советовал один мой друг.
Однажды, в середине августа 1896 года, Бедросян зашел ко мне домой. Это было необычно. У нас были прекрасные и постоянные профессиональные контакты, но он был христианином, армянином, другом многих поэтов, интеллигентов и других, о ком я даже и не хотел думать, и я рассчитывал, что он будет уважать мою частную жизнь.
Несмотря ни на что, я принял его. Никогда я не видел его таким взволнованным. Он мне рассказал о мятеже против армян.
Все началось с попытки нападения на Османский банк членов армянской партии «Дашнак». Как сказал Бедросян, это была всего лишь отчаянная попытка привлечь внимание европейских стран к политике султана в отношении армян. «Какая абсурдная ошибка, какое безумие!», — повторял он. Этот человек, похоже, был совсем расстроен. Он боялся за свою жену и своего сына, потому что толпа вроде бы напала на армянский квартал, в котором уже было много жертв.