Они быстрым шагом пошли к ближайшему лесу, большие деревья и густая растительность которого казались им прекрасным укрытием. «Там они будут вне опасности, и, даже если вернутся военные, их не найдут в этом дремучем лесу.
Лерна стала естественным лидером их группы. Казалось, ничто не может удержать ее. Она решительной походкой шла впереди, таща с собой сумку и внимательно оглядывая лес. Только иногда в ней просыпалось какое-то чувство и она оборачивалась, чтобы убедиться, что ее спутницы не отстали.
Нора подумала, что среди всего этого ужаса и стольких несчастий им по меньшей мере повезло встретить такого человека, как Лерна. На вид ей было двадцать три или двадцать четыре года, но она, казалось, вобрала в себя опыт куда более взрослого человека.
Она никогда раньше не видела ее, и, кроме того, ее акцент ей казался несколько странным. Она была уверена, что Лерна не из этой провинции. Откуда она могла прийти? Ей было интересно узнать, кто она…
Они заметили, что кто-то ходит в кустах неподалеку. Лерна замерла и сделала знак пригнуться. Вдруг из кустов вышел молодой парень.
Норе показалось, что она узнала в нем одного из тех, кто прыгал через забор. По крайней мере, один из трех смог убежать! Когда он подошел поближе, то убедилась, что это был армянин. Лерна пошла ему навстречу, они остановились в двух шагах, молча рассматривая друг друга и не решаясь заговорить.
Ситуация была настолько странной, почти нереальной, что Норе ничего не оставалось, как пойти ему навстречу, потому что, казалось, они настороженно относятся друг к другу, а он не решается сделать первый шаг. В тех условиях, в которые они попали, это было естественно.
Нора встала между ними, но они словно не видели ее. Тогда она со всей непосредственностью спросила, кто он. Парень ответил хриплым от волнения голосом: „Арег Балакян, Арег Балакян“. Он повторил свое имя, как будто сам хотел убедиться, что это еще он. Словно на какое-то мгновение ему показалось, что его уже нет в живых.
Норе захотелось успокоить его. Показать ему, что они тоже армянки и что он может расслабиться.
„Меня зовут Нора Азатян, я дочь Дадхада Азатяна из Эрзерума. А это Ани. А она — Лерна, она помогла нам бежать. Успокойся, мы все армяне. Они ушли, — она показала в сторону заборов. — Там никого не осталось. Если хочешь, можешь идти с нами. Нам нужно побыстрее уйти отсюда“.
Лерна молча смотрела на Нору и Арега. Потом, ни слова не говоря, пошла дальше.
Нора остановилась и с нежностью посмотрела на Ани. Потом они обе пошли следом за Лерной. Через мгновение Арег тоже шел за ними, он не хотел больше оставаться в лесу в одиночестве.
Рассказ Норы вдруг прервался. Я взглянул на Дадхада, он смотрел, как тихо кружилась лента магнитофона, и словно ждал чего-то. Тут вошла Элен, принесшая нам чаю. Мы долго говорили о Норе и Оганнесе. Дадхад был горд своими родителями. Тем, что они смогли преодолеть такую ужасную травму, что боролись за то, чтобы жить дальше.
Мне дали пленку, для того чтобы я мог записать рассказ и включить его в историю нашей семьи, материалы для которой у меня уже подбирались. Они были рады, что участвуют в этом деле.
Потом я вернулся к себе в комнату, довольный, что мне так повезло. Понемногу свидетельства накапливались, принимая определенную форму и образуя сложную мозаику, краски которой были, возможно, мрачными, но двери для надежды всегда оставались открытыми.
С Элен и Давидом я виделся часто. Время от времени я находил на своем автоответчике сообщение, чтобы я непременно пошел с ними ужинать. Я знал, что они очень уважают меня. Кроме того, им было довольно одиноко, потому что их сын Арам почти не приезжал в Европу.
Но главной причиной наших встреч было их желание быть в курсе моих расследований, которые мы назвали „армянское древо“.
Это было наше древо. Элен и Дадхад считали его почти своим, и не только задавали мне вопросы, но и привносили что-то свое.
Я спросил Элен, знает ли она что-нибудь о своих бабушке и дедушке, и она сказала, что напрямую нет, но ее мать Анн де Вилье сохраняла все, что попадало ей в руки, и уверила меня, что обязательно снова спросит ее. В 1992 году Анн была очаровательной старушкой восьмидесяти четырех лет, мне же было уже шестьдесят пять, и казалось, что мне удается сохранить ясную голову. Я, правда, не строил себе иллюзий относительно того, насколько меня хватит, чтобы закончить книгу. Но Элен ободряла меня. Так же, как и Надя с Лейлой, которых я видел нечасто, но зато они мне часто звонили, радуясь каждой моей новой находке.