Иногда, после поцелуя с дикой лягушкой Дартшекерой, Арнтесу являлось, что это они, хитанвойвы, вырастили Богов в своей пирамиде, вскормили их своими жертвами, согрели церемониальными кострами. Так птицы выращивают своих птенцов в гнездах. А Белые Люди из-за моря сломали Пирамиду и выпустили молодых Богов на волю.
Но Дартшекера иногда бывает лживой. А видение было слишком самонадеянным, ведь оно представляло его племя чуть ли не родителями, или, как минимум, воспитателями Богов.
Арнтес счел за лучшее не рассказывать о видении остаткам своего народа. По крайней мере, пока не получит подтверждение от пти-тумана, или кактусовой крови. Или (не дайте Боги) от самого Глаза.
Катя
Ночью Кате приснился президент Франклин со стодолларовой купюры. Он был раза в полтора выше ее, бледно-зеленый. Он смотрел на нее кровавым глазом. Второй глаз был почему-то закрыт. Катя знала, что это Франклин, хотя так, не во сне, и не вспомнила бы, как он выглядит. Катя (во сне) задумалась об этом и сначала не испугалась. Но потом Франклин отодвинул прядь волос, ту самую, что была испачкана кровью. Волнистые волосы его выпрямились, сложились в очертания пирамиды, похожей на ту, какую она уже посещала в Египте, но все же другой. Пирамида запульсировала кроваво-красным, и начала увеличиваться. Кровавый глаз Франклина теперь висел над ней, глядя прямо на Катю. И тоже рос. Пирамида уже была величиной с настоящую пирамиду. Катя в ужасе открыла рот, чтобы закричать, и тут пирамида открылась, и из нее на Катю хлынул мощный поток густой крови, который снес Катю с ног. Катя забарахталась, закричала, захлебываясь в густом и сладком, и в ужасе не проснулась.
Арнтес
С тех пор, как Арнтес окончательно убедился, что Боги оставили хитанвойвов, он иногда позволял себе думать разное. Богам не было до него дела, а значит, и мысли его не могли их побеспокоить.
Боги больше не были его богами — и все же Арнтес был их шаманом. Сыном шамана. Видящим глаз. Изобразившим глаз. Может быть, зачем-то богам он был все-таки нужен.
Ты — сын шамана хитанвойвов, сказала ему мать. Когда Артур и Кристофер брали меня там, на развалинах пирамиды, семя твоего отца, шамана хитанвойвов, уже было во мне. Они не знали об этом. Артур думает, ты сын одного из них. Может быть, его сын. Или сын одного из тех семи лучших воинов, которых награждали мной, пока Артур не решил, что я должна принадлежать только ему. Но семя этих великих воинов лишь питало тебя, лишь давало силы воина сыну шамана.
Я знала, что в тебе течет кровь шамана Чермея Астрекша. Теперь знаю, что и дух его живет в тебе. Но никто, кроме нас, не должен знать об этом. Мы оба живы лишь потому, что Артур считает твоим отцом себя. Или другого белого воина, но только не шамана хитанвойвов.
А Арнтес думал о том, так ли уж это ценно — быть живым. Ему претило предательство Богов. Ему не нравилось то, что делали Белые. Но и тихая бессильная ненависть оставшихся Хитанвойвов ему тоже не нравилась. Он считался полукровкой. Хитанвойвы ненавидели и побаивались его за половину белой крови. Белые презирали за половину индейской.
Но потом он смотрел на звезды, и слушал лес, и жизнь снова казалась имеющей смысл.
«Ты — сын великого шамана хитанвойвов, выросший с силой белых, считающих тебя своим. С мудростью индейцев, со знаниям белых. Ты один видишь глаз Богов. Когда придет срок, ты вновь сделаешь наш народ великим». Вот что сказала ему мать. Она была не только красивой женщиной. Красота осталось уже лишь та, которую трудно увидеть. Она была великой женщиной. И поэтому она до сих пор была жива.
Катя
Проснувшись, Катя зажгла свет во всей квартире. Приснится же такое. Ругая саму себя за впечатлительность, Катя дрожащими руками достала из рюкзака доллары. Та самая купюра с пятнышком была все той же самой купюрой с пятнышком. Катя с облегчением засунула их обратно. Однако заснуть до утра так и не смогла. Завтра по дороге в аэропорт она просто обменяет ее в первом же обменнике. Потеряет на курсе, ерунда. Или в Египте поменяет сразу же в аэропорту. И проведет чудеснейший отпуск в теплом море среди разноцветных рыб.
Арнтес
Ни мать, ни Арнтес не сказали никому о том, что он сын шамана. Но о глазе и своих видениях он говорил тем, кто остался из его племени.
Племени, даже если его почти нет, даже если у него нет богов, все равно нужен шаман. И так в двенадцать лет Арнтес стал тайным шаманом хитанвойвов.
В двенадцать лет он впервые нарисовал глаз.
Той ночью глаз над пирамидой сиял особенно сильно. Теперь он был там даже тогда, когда Арнтес не пил кактусовой крови. Арнтес старался чаще быть там, где пирамида не видна. Но глаз, казалось, с каждой ночью поднимался все выше. Он не следил за Арнтесом. Ему было плевать на такую мелкую букашку. Но стоило чуть задержать на нем взгляд — и хотелось идти к развалинам пирамиды, смотреть и слушать. Арнтесу не нравилось это — слушать ночь за ночью стоны всех тех, кто где-то страдал на этой земле. Видеть войны, убийства, жертвоприношения — былые и будущие. Но если придешь — от этого уже никуда не деться. Той ночью он справился с зовом и не пошел к пирамиде. Вместо этого он играл в ножи с такими же как он подростками-индейцами. И даже немного поболтал с красавицей Навгхертой, дочкой новой жены Артура. Не часто ему выпадали такие хорошие ночи.