На учебу направили 30 человек, среди нас было два Героя Советского Союза, ни у кого меньше четырех орденов не было. Демобилизации еще вообще не было.
Ну и мы поехали. Сразу договорились: в каждом городе будем гулять по два дня. В городе Котовице, в Польше, пошли в ресторан, сразу нам накрыли стол, у нас с собой были немецкие марки, а там злотые. Встали мы и ушли, не заплатив, никто слова не сказал. Так мы на поездах проехали всю Польшу.
Пред границей нам кто-то сказал, что пограничники все отбирают. Мы, конечно, как начальство, машинами барахло не везли, но и своего отдавать не хотели. Границу мы проехали, пограничники отбирали только оружие.
Старшим у нас был один старшина, но он был формальный начальник, мы его ни хрена не слушали. Перед границей у многих появились желание разъехаться по домам, погостить, а потом к назначенному сроку собраться в Москве. И этот старшина сказал, что, помяните мое слово, но мы потом не соберемся, и он нас убедил, что не надо так делать. Честно говоря, в училище мы не торопились, на хрен оно нам нужно. Старшина предложил: "Давайте поедем к тому, кто ближе всего живет". Нашелся один парень: "Моя деревня недалеко, на Украине". Все согласились.
Пришли в его деревню, все к нему не поместились, и пошли по другим хатам. По двое-трое человек на дом. Не помню, сколько мы там жили, с неделю, наверное. Гуляли каждый день, каждый день танцы - у нас аккордеон был. Все эти дни никто из деревни не работал, вся деревня пьянствовала. Там было разливное вино в бочках, и пока мы его все не выпили, мы не уехали. Провожали нас всей деревней, девки плакали, некоторые там чуть не поженились.
Доехали мы до Москвы, а в училище ой как неохота! Воротничок же надо будет застегивать, дадут ХБ, кирзу. А ехали в хромовых сапогах, брюки бостон, хорошие. У меня еще генеральские брюки были, светло-голубые, без лампас, в одном доме в Германии нашел.
Начали все пропивать, сапоги - литр, брюки - пол-литра. Пока мандатная комиссия, пока то сё, пропили все трофеи, золотишко. Где-то треть наших в училище не пошла, на комиссии: "Не хочу учиться, хочу домой". И поразъехались. Многие, в том числе и я, остались. Помню, до начала занятий посылали на сенокос в Загорск, дали старшего лейтенанта командовать нами. Стали ходить в отлучку, он нас пытался наказывать, а на следующий день все ушли.
- С ветеранами союзников общались после войны?
- Я ездил во Францию, им говорю: "Пока не покажете мне этот берег в Нормандии, я отсюда не уеду!" С американцами беседовали, мы их упрекали, что они тянули со вторым фронтом. А они и не отрицали. В Нормандии видел кладбище погибших при высадке. 9000 белых плит, со стороны смотришь - белое поле. Что бы ни говорили, но Францию освободили американцы, и французы это ценят и благодарны им.
- Вы встречались с ветеранами вермахта. Расскажите, как проходило общение?
- Первая крупная встреча с немцами произошла в 1993 году, их приехало в Волгоград около ста человек. Арендовали зал хороший в молодежной гостинице, заказали совместный обед. Они впервые к нам приехали, и мы, вояки, впервые их видели. Я вел эту встречу. Сразу начались расхождения. Они говорят, что у нас не было концлагерей, это немцы говорят! И смело так говорят! Мы, конечно, начали возражать. Я выступал и говорю: "Как же так, я освобождал лагерь Освенцим, мы на танках подъехали туда, люди высыпали на улицу. Англичане, французы, наши, кого только там не было". Толпа к нам кинулась, все в полосатых робах, лезут обниматься, плачут, не поймешь, на каком языке говорят, но точно помню, что несколько наших рядом со мной были. Немцам говорю, это же было. Некоторые: "Яволь, яволь".
Еще вот что хочу рассказать. Мы стояли на границе с Германией, а что за Германия, я знать не знал. Каждый день митинг. Статьи Оренбурга - сильная вещь. Командиры и замполиты много нам рассказывали. Мы видели, что стало с Украиной, узнали про сожженную Белоруссию, знали, что в каждой семье кто-то погиб. У нас были солдаты у которых вообще все родственники были уничтожены. В общем, мы были на них злые, и были готовы их рвать. Шли мстить за своих и ждали, когда перейдем границу.
И мы ее перешли, у границы немцев вообще не было, убегали на запад все, оставались в домах только немощные старики. Города пустые, заходим, вся мебель стоит, посуда, все чистенько, и никого. Был грех - из автоматов и по мебели и по всему. Дальше на запад стало все больше и больше появляться мирных жителей.
И на встрече немцы сказали, что наши солдаты насиловали их женщин, их жен. Я им ответил, и не только я, еще говорили те, кто был в Германии: "Вот взять нашего солдата у которого повешена, сожжена вся семья, как он должен к вам относиться?" Я говорил, что знал таких ребят, они не брали пленных, они не жалели мирных, единственное, что на детей рука не поднималась. "И что нам честь ваших баб беречь, что ли?" Немцу говорю: "Поставь себя на его место, что бы ты делал?" - "Яволь, ферштейн". Вот на таких примерах.