Полицейские расступились, позволяя Тримасу отвести меня чуть в сторону. Я старалась не смотреть на мужчин, не думать о том, что чужие руки трогают мои вещи, и мужчины оценивают… всё.
Отвратительно…
Но так надо. Если бы такие меры приняли не десять лет назад после подавления бунта, а раньше, возможно, самого бунта бы не случилось, и мои родители, как и многие другие, остались живы. Я того мятежа не понимала: завоёванные королевства и республики вошли в состав империи как полноправные её части. Да, короли становились всего лишь герцогами и князьями, но они оставались наместниками на своих землях, и в целом вся аристократия переходила в имперскую с понижением титула всего на один ранг. Например, моя семья Яровалей прежде была виконтским родом, а стала всего лишь баронским, но мы жили хорошо. Пусть налоги для коренных имперцев были ниже на пять процентов, зато на перемещение товаров между регионами империи не существовало пошлин, как в прежних государствах, и протяжённость границ сократилась, избавив многие земли от необходимости содержать армии – прекрасный стимул для развития экономики. Высшее образование оставалось в распоряжении исконных властей, не приходилось, как сейчас, ехать в одно место, чтобы получать его под строгим присмотром цензоров. Я не помнила каких-то особых притеснений по национальному признаку, кроме необходимости выучить имперский.
И что теперь? Высшее образование полностью централизовали, королевства и республики, ранее управляемые их бывшими правителями, объединили в провинции, поставив над ними имперскую администрацию. Многие аристократические рода полностью исчезли. Новые здания строятся по имперскому образцу. Выросли налоги – чтобы содержать целую армию полицейских.
Впрочем, последнее я полностью одобряю: тварей, готовых убивать мирное население, чтобы поднять восстание или повлиять на императора, надо уничтожать на корню. Хотя бы потому, что они идиоты: императору мы не так чтобы нужны. Беспорядки в моём родном княжестве продолжались пять дней, прежде чем к нам, наконец, отправили тайную стражу.
Восстание не освободило нас от власти императора. Оно принесло смерти, недоверие, ужесточение законов, цензуры и наказаний – чего стоит только смертная казнь всей семьи за связи её члена с мятежниками. Сам мятеж разрешено упоминать в личных делах причастных, в официальной летописи его нет, говорить об этом запрещено.
– Прошу пройти на личный досмотр, – пригласил хмурый полицейский.
К щекам прилила кровь. Я опять подумала о том, что моё нижнее бельё рассматривают, и смутилась ещё сильнее. Тримас подставил мне локоть. Я пошла за ним, глядя в землю, мысленно отгораживаясь от посторонних. Это немного помогало не впадать в панику.
К счастью, в этот раз полицейские не усердствовали, Тримас смог проводить меня до двери в отдельную кабинку, возле которой ждала типичная имперка с круглым лицом и раскосыми глазами.
Войдя в дверь, я остановилась в центре огороженного пространства. Крыши не было – навес располагался в метре над стенками. Внизу тоже была щель. Я слышала шелест перебираемых вещей и звук закрывающейся двери.
Имперка встала за моей спиной. Её аура давила, и я невольно скрестила руки на груди. Вдоль хребта побежали мурашки. Разумом я была готова к досмотру, но вздрогнула от прикосновения к плечам. У имперки были сильные пальцы. Жёсткие. Скользнули по спине. Бокам. Бёдрам. Я сглотнула. Имперка грубо шарила по телу, выискивая оружие, тайники. Её рука скользнула в карман и вытянула цепочку с выгоревшим амулетом. Имперка отбросила его на каменный стол у стены. Её руки беспардонно скользнули по животу, груди, влезли под кромку декольте. Горячее дыхание опалило ухо.
Она прощупывала всё усердно. Я прикусила губу. Дёрнуть бы плечами, оттолкнуть, избавиться от этого ощущения давления. На меня как будто навалилась плита. Имперка тщательно обшаривала лиф платья, её ногти задевали кожу, почти царапали. Я снова не могла вдохнуть.
Так надо.
Казалось, лиф был бесконечным.