Все же с троечкой ловкости задумываться в на пересеченной местности не стоит — уже второй раз я не увидел торчащий из сырой травы корень, кувыркнувшись на эту самую траву. И пропустил над головой копье. С грубым, но острым наконечником из камня и еще более отвратительным уродцем на противоположной стороне кривого древка. Как ни странно, первой мыслью была профессиональная гордость — даже мое первое поделие выглядело получше этой сумрачной отрыжки копьестроения.
Пока разум пытался понять, что тут вообще происходит, тело не подвело. Рывок в сторону брызжущего вонючей — и хорошо, если не ядовитой слюной задохлика, раскрывшегося в неуклюжем замахе. Выпад непонятно когда скинутого с плеча собственного копья, с неприятным чавкающим звуком пропоровший бок противника, и доставший до сердца. Все. А нет, не все. Как оказалось, отмахиваться от троих сразу гораздо, гораздо сложнее. Может, и тупые, но крепкие, явно привыкшие действовать вместе, они теснили меня к деревьям, лишая маневра и выжидая ошибки. Спасало отсутствие у противника копий — эта партия была вооружена примитивными дубинками. Примитивными, но тоже опасными, в чем я убедился получив удар по левому предплечью, чудом не перебивший кость.
Какие-то переапанные для меня эти мобы. И где, мать его, Рон?
Рон, как оказалось отнюдь не прохлаждался, а сцепился врукопашную с парой собратьев, напавших на меня. И тоже успел одного прирезать, сам получив от второго копье под ребро. Хреново, но вроде жив, цел и местами орел.
Упав перекатом троице в ноги, привстал в районе левой подмышки крайнего, воткнул лезвие в мягкую плоть. Теперь чавкающий звук радовал гораздо больше — портит меня это мир, как есть портит. Вторая сволочь неожиданным рывком оказался у меня за спиной, но за долю секунды до того, как его дубинка должна была встретится с моим черепом, Салдорн, справившись со своими, все же соизволил всадить ему болт в спину. Заколов моего несостоявшегося убийцу, чиркнул по удачно подставившейся кисти третьего и сшиб его на землю пяткой копья.
— Мы круты! — меня явно перло от выброса адреналина.
Склонился осмотреть пленного — и эта сука двинула мне ногой в пах, цапнула зубами за кисть руки держащую копье, боднула макушкой в подбородок и потянулась своими гнилыми зубами к горлу. То ли чувства от повышенного интеллекта обострились, то ли от испуга — но положение этих зубов я ощущал очень четко. Для восприятия запаха же даже привычного человеческого обоняния хватало, даже с избытком. Боднув урода в ответ, смог перекрутится и оказаться сверху. Не в этом смысле, не. Хотя, как оказалось, пол урода был женский — обвисшая волосатая сиська призывно выкатилась из-под засаленной шкуры. Фублянах, надеюсь, до такой степени не изголодаться.
Рон успел перезарядится и выстрелить. Но, мой косяк — все, что можно было перекрыто моей тушкой, болт вошел наискосок вверх от бедра. К счастью, народная мудрость, что «далеко не убежит в жопу раненый джигит» не подвела, и болевой шок сделал свое дело. Пользуясь разницей в весе, смог прижать сучку к земле и придушить, после чего для верности проткнул горло подобранным копьем, пнул ногой и плюнул. Копье, кстати опять треснуло — повод проверить возможности нового ранга класса.
Болели руки — прокушеная и отбитая. Болели потроха, после удара и спина после падения. Хуже всего было с головой — головокружение после нокдауна и моральные терзания от осознания собственного идиотизма.
— Бегунки, — Рон был удивлен до степени офигевания, — да их тут лет сто не видели, что вообще тут происходит?!
Никакого дискомфорта от, казалось, опасной раны он не испытывал — видимо каменный наконечник прошел вскользь.
Как пояснил орденец, перевязывая мою прокушенную кисть, странное название им дали из-за любимого способа перемещения, своеобразной трусцой. Местные племена пигмеев, мутировавшие и окончательно одичавшие. в ходе чужой для них войны, когда обе стороны уже отчаялись победить и решили хотя бы испортить жизнь противнику, вываливая на несчастный регион все стратегическое дерьмо из своих запасов. Можно было бы пожалеть несчастных, если бы не дикость, крайняя агрессивность и пристрастие к каннибализму — наставник Салдорна служил когда-то на небольшой заставе южнее, и не упускал возможности потроллить новобранцев особо тошнотворными воспоминаниями молодости. По его же словам, выходило что передвигаются они парами-тройками, три пары — предел, что внушало оптимизм.
Уровня за великую победу над четырьмя оборванцами не дали, титулов тоже, зато открылось умение рукопашного боя (еще бы, такой то ценой), да к владению копьем прибавилась единичка.
Поправил здоровье внеплановым привалом и парой порций эликсира Трау — есть и в моей странной забывчивости плюсы, я его так и оставил валятся в сумке. Весь дальнейший путь мы постоянно ожидали новых проблем. Ожидали идя по летнему лесу, ожидали на привалах и ночевках — когда спали по очереди, но видимо лимит неприятностей исчерпался. Или моя способность была на кулдауне.
На подходе к уже знакомой полянке я ощутимо расслабился, поэтому рывок за шиворот, сваливший меня на землю был совершенно неожиданным, как и рука Рона, зажавшая мне рот, не дав спросить вполне логичное в такой ситуации «Ты че, охренел?». Своими выпученными глазами он явно пытался что-то мне сообщить, но я никогда не понимал намеки. Хотя, вполне возможно что прижатый ко рту палец и палец же, куда-то указывающий — вполне себе межмировые жесты, а значит стоит помолчать и посмотреть.
Просмотреть было на что — тройка крепких мужичков в броне (это летом-то) и с непонятными… приборами, что-ли, бодро обыскивали место моей эпической битвы с имперцами. Руководил процессом высокий и какой-то высушеный тип, немолодой и всем недовольный.
— Да хули вы копаетесь, макаки тупые? Аурные метки сняли, теперь следы фиксируйте. Хотя я и так скажу, нихера вы тут не найдете. Во-первых, потому что розыск вести — не мудями трясти, а во-вторых — потому что трупам неделя минимум. А раз падальщики не растащили — значит что-то им не понравилось, например некротические эманации, возможно еще и с форсированным отбором праны.
Салдорн, казалось перестал дышать, отчаянно намекая мне поступить так же. Видимо, с этими товарищами он был знаком, и они ему были совсем не товарищи. Паника спутника понемногу передавалась и мне, но все же больше было скучно и неудобно. У меня то претензий к незнакомцам не было, кроме лексики их командира. К счастью, престарелый матерщинник вскоре обрадовал и нас, и своих подчиненных фразой «Нехуй тут больше ловить», и первым ушел в направлении моего лагеря. От брошенного в нашу сторону пронзительного взгляда удивительно молодых, совершенно неуместных на таком лице ясных голубых глаз Рон, казалось, обделался. Или не казалось, но будем снисходительны к небольшим человеческим слабостям.