— Да потому что четвертым, вернее, четвертой была женщина, — губы Даххарста непроизвольно чуть брезгливо скривились, стало понятно, что ему очень неприятно говорить о ней. Но делать было нечего. — Она училась одновременно с нашими отцами, в одной группе. Из кожи вон лезла, чтобы попасть в их компанию. Этакая девушка-рубаха-парень, вот только искренности в ней не было ни на грош.
— Она была твоей любовницей? — неуверенно предположил Саннаэтель. Он решил, что Даххарст так плохо говорит об этой особе, потому что она ему изменила.
— И моей, и моего отца, и твоего, — спокойно ответил Даххарст. — В собачьей или волчьей стае, где есть достаточное количество самок, и самцам нет необходимости драться друг с другом за внимание одной, обязательно есть такая сука, которая буквально выстилается перед вожаком или его приближенными. Ползает перед ними на животе с задранным хвостом, желая привлечь внимание, она готовая принять любого, только бы он помог ей занять положение повыше на иерархической лестнице. Вот точно такой же с-кой была и Миранэль.
— Миранэль? — переспросил Ранхгарт, вспомнив, что в рассказе Ализе все-таки это имя встречалось не один раз.
— Миранэль? — переспросил и Саннаэтель, который с ней тоже встречался, только в далеком детстве.
— Да, Миранэль, похоже, вы знаете ее? Миранэль… — медленно повторил он, и вновь гримаса брезгливости исказила его лицо. — Знаете, бывает, налетают такие шквалистые волны страсти, что не только напрочь сносит «крышу», но и полностью блокируются все чувства, посылающие в мозг команды об опасности или сохранении благоразумия. Никакие правила, никакие угрызения совести не могут сдержать эту затмевающую рассудок страсть. Я могу понять такие чувства, возможно, смогу даже простить, но Миранэль… Было такое ощущение, что внутри нее живет холодная лягушка, прикрывшаяся накидкой, на которой нарисована страсть и чувственность. А рядом с этой лягушкой, крепко держа ее за лапу, сидит деляга-купец, до грамма отмеривающий чувства и до копейки высчитывающий выгоду от их вложения. И еще. Она страстно жаждала родить ребенка, но только от моего отца или от меня. Думаю, она, как и мы, пришла к выводу, что в таком ребенке темная и светлая магия смогут слиться и позволяя ему стать более могущественным.
— Миранэль владеет родовой магией Светлых? — удивился Саннаэтель.
— Владеет, — подтвердил Даххарст. — Правда, у нее нет таких сил, как у тебя или Ализе, но ее это не останавливало.
— А, что остановило тебя и твоего отца? — не удержался Саннаэтель от вопроса. — Насколько я понял, рождение такого ребенка являлось вашей мечтой.
— Мой ребенок заслуживает, чтобы его вынашивала женщина, достойная уважения, — сквозь зубы прошипел Даххарст. — А лоно этой… этой… — он не мог подобрать подходящего слова, — словно клоака. Я никогда не допустил бы, чтобы она носила моего ребенка.
— А ты не пытался забрать у нее дневники? — Ранхгарт решил увести разговор в сторону от этой очень неприятной темы.
— Конечно, пытался! Но у меня не было доказательств, что это сделала она. Миранэль предоставила свидетельства, что в те дни, когда их похитили, она была далеко-далеко. Я ей не верил, поэтому раза три обыскивал ее дом, но дневников не нашел, что и не удивительно. Тайники можно сделать где угодно. Меня беспокоит, что она, отчаявшись разгадать наш шифр, могла найти себе подельника.
— Советник Лаэдель? — догадался Ранхгарт.
— Да, именно он. Что-то слишком часто он стал попадаться мне на дороге.
— А что если Миранэль ему передала дневники, и теперь они находятся в его доме? — предположил Светлый.
— Ни-за-что! — по слогам отчеканил Даххарст. — Она никогда не выпустит добычу из рук, и никогда ни с кем с нею не поделится, разве что под страхом смерти. Нет, дневники она ему не отдала, но, возможно, в доказательство показала один из них, намекнув, какие тайны они в себе хранят, и какие возможности откроются перед расшифровавшими, их.
— Подождите! — закричал Ранхгарт. — А если Ализе похитили они? И вернут ее только в обмен на информацию?
Мысль Ранхгарта была дельной. Такое вполне могло произойти.
— Нет, — глухо сказал Даххарст. — Ализе похитили Светлые Древнего леса.
— Почему ты так уверен?
Даххарст помолчал, а потом неохотно ответил, обращаясь, в основном, к Саннаэтелю:
— Третьей женщиной в доме, который мы уничтожили, была ваша мать. У меня осталось несколько ее вещей, и сыскарь сказал, что ее запах был там.
— Моя мама? — поразился Саннаэтель, потом его глаза блеснули надеждой. — Но ведь это хорошо? Значит, она не допустит, чтобы с сестрой что-то случилось, ведь так?