Конечно, жаль, что ушел из жизни такой поэт, как Николай Гумилев. Но колесо истории обратно никому не повернуть.
Глава 8. Эмиграция была разной
Тысячи и тысячи русских, бежавших из России, оказались на Западе. Накануне Второй мировой войны во Франции было 400 тысяч белоэмигрантов, в Германии — 150 тысяч, в Польше — 100 тысяч. Далее шли Китай (главным образом Маньчжурия и Шанхай) — 70 тысяч человек, Югославия — 40 тысяч человек, в Чехословакии, Болгарии и Литве — в каждой по 30 тысяч человек, в Румынии — 10 тысяч человек.
Особой страницей истории был исход русских людей из Крыма.
17 ноября 1920 года на 126 судах страну покинули 145 693 человека, не считая судовых команд. В том числе около 50 тысяч чинов армии, свыше 6 тысяч раненых, остальные — служащие различных учреждений и гражданские лица и среди них около 7 тысяч женщин и детей. Путь на чужбину для них был трудным. Перегруженные людьми и ценным имуществом корабли добирались до берегов Турции в течение нескольких дней. Скученность, теснота, отсутствие бытовых удобств не были единственными проблемами, которые военным и беженцам пришлось испытать на себе. Так начинался «белый крестный путь» армии в изгнание. На седьмой день этого пути армада из старых, проржавевших и донельзя перегруженных судов бросила якорь на рейде Константинополя, занятого союзниками России по Антанте. Из сырых тесных трюмов на палубу вылезли зачумленные, измученные морской болезнью и голодом донские и кубанские казаки, терцы и астраханцы, калмыки и лезгины «дикой дивизии» — возбужденная, нервная, плохо управляемая толпа. Сто пятьдесят тысяч незваных гостей сошли на турецкий берег. Сто пятьдесят тысяч штыков и сабель. Сто пятьдесят тысяч ртов. И все хотели есть. Жить и есть.
Никогда еще современная Европа не знала столь массовой эмиграции, названной «великим русским исходом». И Франция уже жалела, что взяла ее под свое покровительство. Не безвозмездно, конечно, ведь Черноморская эскадра, пригнанная в Константинополь, отходила ей. Люди столкнулись с небывалыми для них трудностями. Им довелось испытать то, что и в страшном сне не приснится.
Больных и раненых русских сразу же определили в полевые госпитали, лазареты и инвалидные дома. Мертвых снесли на Скутарийское кладбище. Гражданских загнали в лагеря для беженцев в Катарро и на прибрежные острова. А разоруженных теперь солдат и казаков распихали по баржам и поспешно сплавили с глаз долой: кого — на мрачный остров Лемнос, «водяную тюрьму» Эгейского моря, кого в Галлиполи на пустынном берегу Дарданелл, кого — в «проклятую пыльную дыру» Чаталджи у Босфора. Здесь, под открытым небом и неусыпном оком французских патрулей, «великая и немая армия», терпя лишения, голод, гонения и бесправие, зарывалась от зимней стужи в землю и скальный грунт и забивалась в полотняную тесноту походных палаток. Чужой город стал для русских пристанищем.
Сам Константинополь превратился в огромный бивуак русских изгнанников, где многие жили, «сидя на чемоданах», в ожидании какого-то чуда. Толпы одичавших солдат в дырявых прострелянных шинелях, с женщинами и детьми осаждали дворец Российского посольства на Пере, толкались в приемных иностранных консульств и у ворот международного бюро Красного Креста. Бездомные скитальцы, они днем мотались по городу, клянча даровую пищу и грошовый заработок, а по ночам ютились в богадельнях и во вшивых ночлежках, спали под худыми лодками на морском берегу или в пустых дворах.
Буря, которая выбросила русских из Крыма, обрушилась на них девятым валом на берегах Золотого Рога.
— Мы испили чашу человеческого унижения до самого дна. Мы узнали, что значит жить на французском пайке, который ежедневно урезался, и на месячное пособие в одну лиру. Местные вышибалы спускали нас с лестниц казенных палат, а чернокожие сенегальские стрелки во французских мундирах разгоняли нас палками. Мы стали отребьем, людьми без Отечества, полынью в чужом краю.
А пока барон Врангель и генерал Кутепов увлеченно «играли в солдатиков» на борту роскошной яхты «Лукулл», солдаты и офицеры русского воинства уже нанимались на службу в местную полицию, вербовались в Иностранный легион и французские колониальные войска, шли в отряды мятежного Кемаль-паши или медленно, но безнадежно опускались на дно, теряя человеческое обличье. Некоторых из них ретивые интенданты тайно продавали в рабство на плантации Бразилии или же нефтяные промыслы в Баку и Батуми.