Встречались коммунары обычно в некоторых из многочисленных брюссельских пивных, где потоками текло пиво превосходных бельгийских сортов, которые, впрочем, были непривычны для иностранцев. Они порой затруднялись с выбором между горьким фаро, светлым, сладковатым и хмельным лувенским, крепким эйцетом, горьким ламбиком и пенным национальным, похожим на мюнхенское.
Чаще всего коммунаров видели в таверне «Святой Иоанн» на одноимённой улице, в «Большой Богемской пивной» на улице Эквийе, в «Доме пивоваров» на Гран-Пляс или «У Лисёнка» на улице Колежьяль. Последнее заведение держала вдова Линтерманс, личность весьма оригинальная и хорошо знакомая ночным завсегдатаям. Можно было их встретить и в «Таверне Вильгельма» на Музейной площади, где подавали английское пиво, или в кафе «Орлож» на авеню Марни, у бульвара Регента и Намюрских ворот, в квартале, который был у них особенно популярен.
Верлена и Рембо увлекала перспектива встретиться с ними в этих местах, поболтать в их компании, расспросить о пережитом. Ведь у каждого из изгнанников за плечами была какая-нибудь страшная история. Общаясь с ними, Артюр видел в воображении множество впечатляющих картин и сожалел о том, что ему не довелось быть в Париже во время уличных боёв. Жизнь в бельгийской столице сразу стала казаться ему цветущей, и, вдохновлённый ею, он сочинил стихотворение, которому дал простое название «Брюссель», уточнив в эпиграфе, что оно навеяно атмосферой бульвара Регента:
А Верлена встречи с изгнанниками вновь погружали в раскалённую атмосферу баррикад. Ему даже пришла в голову мысль написать книгу о зверствах, которые творила в Париже армия версальцев при подавлении Коммуны.
Недолго думая, он отправил жене письмо с просьбой переслать ему на адрес «Гранд-отеля» записи, которые делал в дни Коммуны. Вместе с другими его личными бумагами они были заперты в ящике его письменного стола в доме на улице Николе. Но полученный через два дня ответ выбил его из седла: Матильда сообщала ему, что выезжает вместе со своей матерью в Брюссель, где намерена пресечь его «пагубную связь», которая, по её мнению, «неминуемо приведёт его к безумию»{57}, и вернуть его в Париж. Она выслала ему денег, чтобы он зарезервировал им в гостинице две комнаты.
Когда Верлен поставил об этом в известность Артюра, тот осыпал его упрёками. Он заявил, что было большой глупостью писать Матильде. Смехотворной и непростительной глупостью. И как только это могло прийти ему в голову? Им надо во что бы то ни стало выбраться из этой пакостной ловушки! Можно не сомневаться, что это ловушка.
Несколько дней спустя, встречая в «Гранд-отеле» жену, которую за три недели до того, не сказав ей ни слова, оставил, Верлен был полон нежности. Он бросился в её объятия, уверял, что любит её и любил всегда, что скучает по сыну Жоржу, что мечтает только об одном — стать хорошим мужем, отцом семейства. Как заколдованный, он стал лихорадочно доказывать на деле свою любовь к супруге и в пылу объятий, сожалений, слёз и заклинаний обещал ей восстановить их брачный союз, о чём с большим чувством писал: