«Ты, должно быть, знаешь братьев Рембо; один из них (тот, что сейчас в третьем классе) недавно отослал наследнику письмо с латинским стихотворением в шестьдесят строк, оно посвящено его первому причастию. Он держал это в строжайшей тайне, даже не показал стихи учителю, так что, наверное, насажал ошибок. Воспитатель наследника ответил ему, что маленький [следующее слово зачеркнуто. — П. П.] Ее Величества был очень тронут его письмом, и что она, как и он, когда-то сама училась в коллеже и потому прощает ему его ошибки»7.
10 августа 1868 года состоялась ежегодная церемония вручения премий; юный — ему еще не исполнилось 14 лет — Артюр Рембо показал себя примерным учеником: он получил первую премию по закону Божьему и декламации, целый ворох похвальных грамот и звание первого ученика в классе. Предсказания г-на Дедуэ начали сбываться.
С октября 1868 года г-жа Рембо больше не приходила забирать своих сыновей из школы. Однако вымуштрованные братья, вместо того чтобы принимать участие в школьных стычках и обмене марками, как и раньше, быстренько уходили домой. Товарищи, удивленные их необщительностью, чувствовали себя оскорбленными подобным поведением. И уходили они из школы под свист и улюлюканье. Делаэ и его одноклассник Поль Лабарьер8 (сын торговца мебелью с Орлеанского бульвара) не отставали от прочих; но двое дикарей и не думали оборачиваться на крики.
Тем не менее в один прекрасный день Лабарьеру удалось растопить лед отчуждения и завязать с братьями разговор. Делаэ не стал медлить и, в мгновение ока оказавшись на другой стороне площади Гроба Господня, присоединился к троице. С этого момента Артюра с Фредериком оставили в покое. Первым делом Делаэ спросил Фредерика: почему у его зонтика, как и у зонтика брата, отломан носик?
— Это все он, — сказал Фредерик, тыкая в Артюра пальцем.
— Нет, это все ты, — парировал тот и принялся рассказывать, как было дело.
Недавно, в одно из воскресений, когда они вдвоем, без сестер и матери, отправились на мессу, Фредерик придумал игру — совать зонтик в щель между дверью церкви и притолокой. Артюр недолго думая толкнул дверь, и носик отломился. Покидая церковь после окончания службы, во время которой виновник проделки испытывал, вероятно, угрызения совести из-за недостатка милосердия в своей душе, он притворился, что возобновил прерванную игру, чем Фредерик не замедлил воспользоваться, и зонтики снова стали одинаковой длины. Наказание, которое ожидало брата, думал Артюр, будет легче, если ляжет на плечи обоих. Но г-жа Рембо удовольствовалась следующим:
— Вы оба будете каждый день ходить в школу со сломанными зонтами, и насмешки ваших товарищей послужат наказанием за вашу глупую проделку.
Вместо того чтобы смеяться, Делаэ и Лабарьер восхитились поступком Артюра, достойным героев древности. Последние преграды пали, и теперь Делаэ, чтобы возвратиться в Мезьер, обычно шел через вокзал. Его интересовало многое: каких авторов следует предпочитать, древних или современных, классиков или романтиков?
Как-то он рассказал Артюру об одном миленьком происшествии:
_Ты знаешь, Лабарьер недавно сказал, что считает переворот второго декабря преступлением[18]. А ты что думаешь?
И Артюр, автор льстивого послания к наследнику, усмехнулся:
— Наполеону III место на галерах!
У Делаэ был такой вид, будто земля разверзлась у него под ногами.
Частенько к ним присоединялся Лабарьер, и все Четверо допоздна бродили взад-вперед по «Аллеям», обсуждая свои первые поэтические и прозаические опыты. Фредерик держался в стороне, рассказывает Делаэ, и, чтобы привлечь к себе внимание, время от времени останавливался возле какой-нибудь двери и звонил в колокольчик, после чего друзья разбегались кто куда. Они слонялись и по книжным лавкам, то и дело заходили в лавку к Жоли, на углу Герцогской площади и Мельничной улицы, в то время улицы Святой Катерины, или к Летелье, на улице Наполеона. Пролистывая разложенные на полках тома, они пытались запоминать напечатанные там стихи. Артюр, который к тому времени уже прочел Гюго и романтиков, зарывался в современную поэзию — а зарываться в современную поэзию тогда означало читать «Современный Парнас».
До Шарлевиля долетело лишь глухое эхо маленькой революции, произошедшей, когда вокруг издателя Альфонса Лемерра[19] собралась группа лучших поэтов той эпохи и назвала себя «Парнас». С марта 1866 года выходили ежемесячные 16-страничные выпуски «Современного Парнаса», сборника новой поэзии». Там можно было прочесть Теофиля Готье, Банвиля, Эредиа, Леконта де Лиля, Бодлера, Дьеркса, Сюлли-Прюдома, Верлена и других; ученику коллежа, изголодавшемуся по поэзии, было чем поживиться.
Артюр перешел во второй класс. После криков «дяди Перетта» и ужасных вспышек гнева «дяди Ариста» (Леритье) наступило спокойствие. Новый учитель, г-н Дюпре, недавно получил лиценциат, был молод, имел характер мягкий и открытый. Все, кто был с ним знаком, отмечали его приветливое выражение лица и большую отзывчивость. Этот мечтатель, в противоположность гневливому почитателю Буало, высоко ставил Мюссе, Гюго и Ламартина. Но что более всего понравилось Рембо, так это подувший в коллеже ветер либерализма: наконец-то ему стало чем дышать.
Именно в этом учебном году (1868/69) была введена система, когда уроки велись одновременно для учеников коллежа и слушателей находившейся в том же здании семинарии. Флёри, глава академии, находил в новой системе преимущества, поскольку семинария со своей стороны предоставляла преподавателей (например, учителя истории, отца Вильяма, который был всего лишь дьякон, учителя философии, отца Жиле). С педагогической же точки зрения система была хуже некуда, поскольку разрушала единство классов — она усаживала на одну учебную скамью четырнадцатилетних взбалмошных школьников и будущих священников, более взрослых и не в пример более степенных. Со всей неизбежностью противостояние двух сообществ, или, как в шутку их называл Изамбар, партии сигареты (мирян) и партии табакерки (духовенства) должно было привести к взрыву.
На следующий год кланы из соперничающих становятся вражескими. Рембо учился во втором классе; борьба «духовенства» с «мирянами» повлияла на него неожиданным образом: он просто обязан был одержать верх, положить этих парней в сутанах на лопатки, и потому стал заниматься с удвоенным усердием. К тому же ему надо было завоевать Дюпре. Он завел привычку после уроков оставлять на кафедре дополнительные варианты контрольных работ. Если нужно было написать сочинение по латыни, он оставлял также и вариант на французском или переводил прозой и стихами греческие тексты, в которых половина класса и слова не могла понять.
Дюпре, пораженный необыкновенной легкостью, с которой Артюр все это проделывал, чтобы подзадорить его и воздать ему должное, отослал в академию Дуэ блестяще выполненное Артюром задание по латинскому стихосложению (этот своеобразный экзамен состоялся 6 ноября 1868 года и длился три с половиной часа). Задание было опубликовано в журнале «Вестник среднего, специального и классического образования, официальный бюллетень академии Дуэ» от 15 января 1869 года. В задании предлагалось написать вариацию на отрывок из Горация (ода IV, книга III), в котором рассказывается, как поэт, увенчанный миртом и лавром, окруженный чудесными голубями, погружается в состояние транса и прорицает будущее. Рембо вывел в образе Прорицателя самого себя: он освободился от «безжалостного учителя», diri magistri (намек на Леритье), который держал его в цепях, и теперь может веселиться на просторах «радующих глаз полей» и «земли, овеянной дыханием весны».
18
2 декабря 1851 года произошел военный переворот, в результате которого Наполеон III установил свою диктатуру.