«Дома он стал мрачным, раздражительным, — добавляет Берришон, — порывистые движения, грубые манеры. Из-за всего этого его мать была в отчаянии, Артюр однажды показался ей таким странным, что она решила, что ее сын сошел с ума».
Поскольку несчастный Изамбар был неспособен понять, что же все это значит, Рембо не оставалось ничего другого, как изложить, ни на что особо не надеясь, свою новую теорию Полю Демени. Рембо написал ему письмо 15 мая 1871 года. На наш взгляд, это самое необыкновенное сочинение юного Ясновидца, представляющее собой одновременно лекцию по литературе и революционный манифест. Его программа состоит из четырех положений:
— Рок сделал из меня поэта.
— Быть поэтом значит быть Ясновидцем.
— Чтобы быть Ясновидцем, нужно разнуздать свои чувства и стать отвратительным.
— До сегодняшнего дня ни один поэт не пытался стать настоящим Ясновидцем.
Рок. Это исполнение воли таинственного оракула Феба-Аполпона: «TU VATES ERIS»: «ТЫ БУДЕШЬ ПОЭТ». Быть поэтом значит проснуться кем-то другим. («Мое «Я» — «Я» кого-то другого»). Это значит невольно стать инструментом: дерево, которое просыпается однажды скрипкой, или медь, которая просыпается трубой, не сделали для этого превращения ничего, они тут ни при чем. Не приходится ни сожалеть, ни радоваться, а лишь констатировать.
Ясновидение. Слово «ясновидец» было весьма распространено в конце XIX века: Малларме говорил о Готье, что тот ясновидец, Готье говорил это о Бодлере, Нерваль говорил так о самом себе… Но Рембо вкладывает в это слово библейский смысл: ясновидец — это тот, кто видит, что стоит за деяниями Господа. Ясновидец — это водолаз, взыскующий пропасти, он из глубин неведомого доносит до нас крупицы нового знания, как говорит Бодлер в своем «Путешествии». Красота, уродство, искусство, нравственность, распутство, низость — все эти слова лишены смысла. Все, что является нам оттуда, — священно!
Условия. Аскетическая жизнь ясновидца — это «сознательная разнузданность во всем», добровольное «негодяйствование». Речь идет о том, чтобы сделать свою душу уродливой, стать «величайшим больным, величайшим преступником, величайшим проклятием — и, тем самым, величайшим мудрецом — ведь ему доступно неизведанное}». Тогда он сможет повторить слова, которые сказал водолаз из книги Виктора Гюго «Человек, который смеется»: «Я испытал, я видел. Я водолаз, и я принес вам жемчуг, я принес истину».
Никто этого еще не делал. Поэзия до Казимира Делавиня (включая и творчество Расина) была не более чем рифмованная проза, игра, «пение осанны неисчислимым поколениям дряблых придурков». Поэтов прошлого можно поделить на невинных младенцев, мертвецов и недоумков. Ни у кого из них не хватило мужества стать Ясновидцем. Бодлер едва им не стал, но он вращался в слишком светском обществе; Поль Верлен («истинный поэт») и Альбер Мера — вот и все ясновидцы парнасской школы.
Рембо вознамерился стать первым настоящим Ясновидцем. Он решил, что будет распахивать «целину», возглавит колонну безобразных тружеников — мужчин и женщин, станет их знаменем. На это толкала его гордость, помноженная на упрямство.
Рембо с решимостью мученика шагнул в «огненное кольцо», которое должно было его уничтожить. Путь, который он сознательно себе выбрал, был воистину «крестным», как позднее сказал Верлен. Но Артюр был готов стерпеть все мучения, понимая, что они необходимы и неизбежны.
Для начала он решил порвать с Изамбаром. К сожалению, у нас нет ответа учителя на его письмо от 13 мая. «Я ограничился тем, — признается Изамбар, — что обозвал его дурачком за все те непристойности, которые он наговорил мне о своей новой жизни в Шарлевиле». «Погубленное сердце» показалось ему омерзительным. «Я не хочу сказать, что Вы безумны, это как раз подтвердит Ваши претензии на избранничество. Но если Вы действительно в это верите, мне не сложно будет Вам доказать, что Вы не более нелепы, чем любой человек из толпы». И Изамбар присовокупил к письму стишок без начала и конца под названием «Муза пердунов»:
«Вот что вы делаете, — пишет Изамбар. — Вы собираете в кучу бессвязные странные мысли, они порождают маленького уродца, которого вы тут же кладете в банку и заливаете формалином… будьте осторожны со своей теорией о Ясновидце, как бы вам самому в конце концов не стать таким уродцем и не оказаться в банке с формалином, которой место в Кунсткамере».
Изамбар заявляет, что Рембо якобы прочел это суровое предупреждение с улыбкой, но Берришон, несомненно, ближе к истине, утверждая, что юный Ясновидец ответил на послание своего учителя потоком брани. Но этим дело не кончилось, говорит Берришон. Изамбар отослал его ответ г-же Рембо, желая привлечь ее на свою сторону и моля принять все необходимые меры к восстановлению психического здоровья ее сына. На требование матери объяснить, что все это значит, Артюр якобы ответил парой метких словечек, а вот каких, Берришон предоставляет читателю право догадаться самому. Об этой памятной сцене вспоминает и Изабель. Мелера (а они с Изабель были близкие подруги) пишет: «Юные сестры Артюра хотя и не обмолвились при матери ни словом об этом происшествии, все между собой обсудили, ведь забыть о таком просто невозможно»8.
Поль Демени, судя по всему, и вовсе не ответил на длинное письмо Ясновидца, поскольку Рембо, как мы скоро это увидим, в своем следующем послании от 10 июня 1871 года настойчиво требует ответа, посылая к тому же три новых стихотворения: «Будьте так добры, ответьте и на это, и на предыдущее письмо. Я жду ответа, каков бы он ни был». Позже мы объясним, почему Демени ответить не мог.
Итак, Рембо не оставалось ничего другого, как продолжать, «с топором в руке», свое разрушительное начинание.
В это время стали острее проявляться антирелигиозные настроения Артюра. Несомненно, общение с отцом Бретанем сыграло здесь свою роль. Рембо частенько бывал у него, и там, в присутствии нескольких друзей, с большим успехом читал свои новые язвительные сочинения, такие, как «Приседания» (про монаха Милотуса) или «Первое причастие» — стихотворение, навеянное первым причастием Изабель, которое состоялось 14 мая 1871 года. Это стихотворение представляет собой ёрничанье и едкие насмешки в адрес священника, который подготавливал детей:
в адрес девчонок:
разя их слабости, их «подлое сострадание» и, наконец, восставая против Христа: