Но разве Верлена могли смутить или тем более вразумить эти упреки? Нет, они имели обратный результат. Он поступил, как Оскар Уайльд: когда в 1893 году последнего предупредили, что ему опасно общаться с юным Бози, он стал чаще появляться с ним на людях19. Эти истории развивались очень похоже, и обе закончились тюремным заключением.
Между тем Лепеллетье хотел во что бы то ни стало получить прощение за свой недостойный поступок. Он решил пригласить к себе Верлена и Рембо на ужин.
Рембо считал Лепеллетье всего лишь злобным ослом. Этот «старый солдат», этот «бумагомаратель», наверное, думал, что за тарелку супа перед ним начнут лебезить и пресмыкаться.
Вначале Артюр молчал, а потом, опьянев от бургундского, которое щедро подливал Верлен, желая спровоцировать хозяина, выдал на-гора несколько острот и откровенных оскорблений. «Особенно он хотел меня задеть, — пишет Лепеллетье, — обозвав некрофилом, потому что как-то раз он видел, как я снял шляпу при виде похоронной процессии. Так как незадолго до этого умерла моя мать[84], я приказал ему замолчать и так на него глянул, что он подумал что-то не то».
После того как Лепеллетье резко оборвал очередную шутку подобного рода, Рембо схватил столовый нож и поднялся с угрожающим видом. Лепеллетье, сохраняя хладнокровие, заявил ему, что если уж он не испугался пруссаков, то такой сопляк ему тем более не внушает страха. Он посоветовал Артюру попридержать язык, если тот не хочет, чтобы его пинком под зад спустили с лестницы. Тут вмешался Верлен, и с этой минуты Рембо молчал, отгородясь от всех облаком табачного дыма. Верлен декламировал стихи. Понятно, что Лепеллетье уже никогда не испытывал теплых чувств по отношению к Рембо…
Таким образом, можно сказать, что в конце 1871 года время остановилось. Рембо ждал, Верлен тоже ждал. Все это могло длиться еще очень долго. Между тем Верлен был разорен, ибо содержание «питомца Муз» влетало в копеечку; поэтому Поль направился в Бельгию, в Пализель, за своей частью наследства, оставленного одной из его теток, которая умерла в 1869 году.
Матильда пишет в «Воспоминаниях», что накануне отъезда Поль пришел домой в сопровождении Рембо и Форена, объясняя это тем, что им слишком далеко идти пешком до дома. «Он поручил мне заботу о том, чтобы утром им подали хорошего лукового супа. Я заказала этот суп кухарке, но когда она поднялась с ним в спальню, там никого не было».
Во время остановки в Шарлевиле Верлен увиделся с Делаэ и Бретанем в кафе де л’Юнивер, недалеко от вокзала, и там же познакомился с Деверьером20. Затем Поль отправился в Седан, заехал в деревушку Базей, знаменитую находящимся в ней домиком «последних патронов», и послал оттуда весточку Эдмону Мэтру, члену клуба «Озорных чудаков» и большому другу художников той эпохи. В письме Верлен просил Эдмона передать Рембо, что с ним все в порядке, и сообщал, что поручил Валаду написать Артюру.
Получив свою часть наследства, Поль вернулся в Париж как раз к концу этого ужасного года.
Поездка вызвала опасения его жены и матери. Женщины пришли к выводу, что раз ему требуется столько денег, значит, он очень много тратит на своего дружка Рембо. По их мнению, если дела и дальше пойдут так, он будет разорен, и это усилило тревогу и напряжение, которые вовсе не способствовали укреплению брака.
Сохранился плохонький портрет Рембо, сделанный одним из монпарнасских художников, Альфредом Жаном Гарнье. Он датируется тем временем, когда Рембо жил отшельником недалеко от Латинского квартала, не общаясь ни с кем, кроме Форена, который приставал к Артюру с идеей превратить его новое жилье в мастерскую (они поссорились в один прекрасный день, когда Рембо отказался пустить его в свою комнату). Лицо Артюра на портрете угрюмо, одутловато и вообще больше подошло бы какому-нибудь меланхоличному камердинеру, нежели вдохновенному поэту. Но тем не менее сомневаться не приходится, потому что с обратной стороны картона имеется пожелтевшая надпись: «Портрет поэта Артюра Рембо. Написан мной в Париже в 1872 году, на бульваре Анфер, напротив ворот кладбища Монпарнас. Гарнье». Скорее всего, в 1872 году Гарнье сделал лишь набросок, а позже добавил поверх изображения темных красок, тем самым изменив выражение лица поэта, потому что окончательно портрет датирован 1873 годом21.
В конце 1871 года, по случаю пятидесятилетия со дня рождения Бодлера (7 апреля 1821 года), художник Фантен-Латур задумал написать картину в пару к своей «Дани уважения Делакруа», которая собрала бы, под портретом Бодлера, всех знаменитых поэтов эпохи (Гюго, Готье, Леконта де Лиля, Банвиля и т. д.), но мэтры отказались от участия в этом проекте. Фантену пришлось довольствоваться менее популярными персонажами, и, таким образом, вместо величественной фрески получилась обыкновенная картина «Вокруг стола» — «Озорные чудаки» после банкета; в таком антураже стал неуместен и портрет Бодлера. Можно предположить, что Верлен и Рембо приходили позировать прямо в мастерскую, в дом 8 по улице Изобразительных искусств, сначала поодиночке, затем вместе со всеми. Первый эскиз лица Рембо — портрет гуашью, необыкновенно живой: очевидно, художника привлекла молодость Артюра, которая контрастировала с банальным и напыщенным выражением лиц всех остальных. Надо признать, что стиль картины до неприличия академичен; это произведение вообще не представляло бы никакого интереса, если бы были изображены лишь такие незначительные персонажи, как Экар, Валад, Пеллетан, д’Эрвильи, Бонье и Блемон. Лицо Верлена неподвижно и напряжено; рядом с ним Рембо, облокотившийся на стол и подпирающий свою лохматую голову толстой красной рукой. У него довольно сердитый вид, и он сидит спиной ко всем остальным. Все это — прекрасная иллюстрация царившей там обстановки: неуемный Рембо и озабоченный Верлен, а остальных, собственно говоря, просто нет, они — массовка.
На самом деле Верлен имел все основания быть озабоченным, ибо в его доме каждый вечер разыгрывались настоящие драмы. Он мог сколько угодно извиняться на следующий день — это было уже бесполезно. Ему ясно дали понять, что он перешел все возможные границы и невозможно дальше наблюдать, как он пренебрегает женой и сыном, шатаясь целыми днями по кабакам со своим странным дружком.
Артюра, ушедшего в тень, вполне устраивало то, что дела приняли такой оборот: в конце концов, хоть что-то происходит, Верлен уже на верном пути… В один прекрасный день Поль пришел к Рембо и сообщил ему, что после одного особенно громкого скандала жена с сыном уехала на юг, не оставив адреса (на самом деле они были в Перигё, в местах, откуда был родом г-н Моте).
Все шло как надо: плод почти созрел, мосты были сожжены; это уже победа, и скоро начнется парение в небесах свободы!
Но Верлен добавил:
— Матильда заговорила о разводе. Этого любой ценой нужно избежать. Нужно, чтобы она непременно вернулась. Условием возвращения она поставила твой отъезд из Парижа. Так что ты понимаешь…
Уехать? Ни за что! Подчиниться капризу какой-то дуры и уехать? Тут никто не имеет права ему приказывать. Он выбрал Париж и останется здесь, даже если никто не будет снабжать его деньгами. Вполне возможно, чтобы доказать всем свою независимость, он на время заделался уличным торговцем. Берришон утверждает, что в 1872 году люди видели, как он продает кольца и брелоки на улице Риволи.