Г-жа Верлен, потеряв всякую надежду, вернулась в Париж[109].
Опасность была устранена, и начался медовый месяц. Верлен выразил тогда свое счастье в легких стихах «Laeti et errabundi» из книги «Параллельно». Поэзия Рембо тоже изменилась. Когда Артюр жил в особняке Клюни, его стихи были смиренны и печальны, теперь их переполняла радость:
«Счастье! — воскликнет он в книге «Одно лето в аду». — Смертельно сладостный его укус, даже в самых мрачных городах, предупреждал меня, что вот-вот запоет петух, — ad matutinum, и что Christus venit»[111].
В другом стихотворении, «Брюссель», он мысленно проходит по бульвару Регента, этой длинной тенистой аллее, откуда виден дворец короля («очаровательный дворец Юпитера»). Было приятно прогуливаться там при ярком свете солнечных лучей между «напудренными, чинными фасадами». В некоторых домах были школы; оттуда раздавался «детский лепет», вокруг пели птицы. И вдруг он останавливается:
Выражение «Красиво адски!» он повторяет в другом стихотворении того времени «Кто она, не цветок…»[114]. Это было действительно слишком прекрасно, невероятно, похоже на сон или волшебную сказку.
Мог ли Артюр подозревать, что безоблачное бельгийское небо уже затянуло черными тучами? В одном досье бельгийской тайной полиции имеется письмо неизвестного судебного следователя своему начальнику, из которого следует, что просьба г-жи Рембо о розыске ее сына удовлетворена2.
Я имею честь послать Вам письмо некоего г-на Рембо[115], который просит помочь ему разыскать своего сына Артюра, покинувшего отчий дом вместе с (зачеркнуто: молодым человеком) по имени Поль Верлен.
Из собранных материалов следует, что (зачеркнуто: молодой) Верлен живет в гостинице «Льежская провинция» на улице Брабант в Сент Жостен-Нооде[116]. Что же касается г-на Рембо, то о нем до сих пор ничего не известно (зачеркнуто: Местопребывание Рембо пока неизвестно, однако можно полагать, что он живет со своим другом).
Этот документ свидетельствует о том, что если бы безвестный полицейский не перепутал «Льежский Гранд-Отель» с гостиницей «Льежская провинция», случилось бы непоправимое: Рембо вернули бы к матери, а Верлена, может быть, обвинили в совращении несовершеннолетнего. Но боги хранили друзей. Они как будто почуяли опасность и уехали из Брюсселя, чтобы посмотреть все королевство. Как образцовые туристы, они побывали в Мехелене, Генте, Брюгге, правда, их не очень интересовали старые камни, дома эшевенов[117], рынки, соборы, церкви и бегинажи[118].
7 сентября 1872 года, в субботу, в Остенде они впервые увидели море. Они были восхищены. Море всегда было для них символом истинной свободы. Естественно, они сразу сели на пароход до Дувра. Рембо испытал настоящее потрясение, шок. В стихотворении «Морской пейзаж», написанном на борту парохода, он — деревенщина! — сравнивает судно с плугом, который вспахивает водную поверхность, поднимая с каждой стороны проложенной борозды волны пены:
Во время путешествия, длившегося около восьми часов, их, по словам Верлена, «немного покачивало», но, как оказалось, качку оба переносили нормально. В воскресенье на рассвете они увидели залитый солнцем Дувр. К несчастью, все рюмочные и рестораны были закрыты. С большим трудом им удалось заказать в каком-то кафе вареные яйца и чай.
Потом они отправились в Лондон. Полная перемена обстановки, изумление, восторг: Темза, этот «громадный поток грязи» (Верлен), огромные мосты на кроваво-красных опорах, «невероятные» доки, улицы, бурлящие лихорадочной деятельностью, зеленые невозделанные пространства, «вавилонские» строения рядом с домами в неоготическом стиле, фабрики, дымящие трубы, бедные кварталы — от всего этого голова шла кругом. По сравнению с буржуазным, закованным в предрассудки Парижем Лондон представился им настоящей столицей мира, современной, потрясающей.
Прежде всего двум друзьям надо было заняться самыми неотложными делами: в гостинице им останавливаться было нельзя, и поэтому Верлен, знавший адреса нескольких эмигрировавших коммунаров, своих друзей, поспешил воспользоваться их услугами. Так, например, Вермерш, верный соратник группы «Ганнетон», который собирался жениться, уступил им свою комнату в доме 34 по Хоуленд-стрит. Феликс Регаме, художник и карикатурист, принял их 10 сентября в своей мастерской на Ленгам-стрит. От этой встречи — а также от тех, которые последовали в октябре, — остались ценные памятные вещи: портрет Верлена с сократическим черепом, набросок, где он же гуляет с Рембо по одной из улиц Лондона, а на них недоверчиво глядит полисмен… Представляя эти документы в книге «Верлен в картинках» (Paris, Floury, 1896), Регаме пишет: «Мы очень мило проводим время. Но он (Верлен) не один. С ним его немой друг. Это Рембо».
109
Признания Верлена являются игрой воображения. Как мы увидим далее, дуэли на ножах происходили в мае-июне 1873 года. —
115
Г-жа Рембо подписывалась «В. Рембо» («вдова» или «Витали»), поэтому полицейский перепутал и решил, что «В.» означает «Виктор» или «Валантен». —
118
В Бельгии и Нидерландах поселок наподобие монастыря, с кельями для одиноких женщин; эти женщины не являлись монашками, так как не принимали постриг.