Выражалось это в том, что он буквально глотал газеты, книги и журналы (один такой толстый иллюстрированный журнал он послал Витали), копался в библиотеках, часами торчал в картинных галереях, переписывал целые столбцы немецких слов, посещал вечерние занятия, наконец старался как можно больше общаться с людьми, у которых жил. Но атмосфера, царившая в семье, ему не нравилась. Быть может, юному «Franzôse»[149] слишком часто напоминали, что его страна проиграла последнюю войну?
Он не знал о том, что 16 января в Бельгии, в Монсе произошло важное событие: после полутора лет заключения на свободу вышел Поль Верлен. Он стал совсем другим человеком, после того как в момент глубокого духовного кризиса на него снизошла Божья благодать (это случилось в июне 1874 года, когда начальник тюрьмы прочел ему решение суда о разводе). Проведя по возвращении несколько дней в семье матери, он отправился в Париж, чтобы поговорить с адвокатом жены и отстоять свое право видеться с сыном, но тот даже не пустил его на порог. Находясь в совершенной растерянности, он был вынужден искать пристанища в картезианском монастыре Нотр-Дам-де-Пре, недалеко от Монтрей-сюр-Мер. Когда он вернулся к матери в Аррас, там его ожидало письмо от Делаэ. «Недавно я видел Рембо в Шарлевиле, — писал тот, — но он снова уехал в Штутгарт».
Верный логике, которую вновь обрел, Верлен полагал, что раз Рембо был, как и он, крещен, то и его грехи Иисус Христос искупил на кресте, однако, подобно заброшенному, заросшему сорняками саду, его душа засорена грехами: тщеславием, неверием, эгоизмом и другими пороками. Наставить несчастного на путь истинный и показать ему настоящий свет, тот, что исходит свыше, — такой представлялась Верлену миссия, доверенная ему Богом. Вернув своей дружбе былую чистоту, они оба смогли бы продолжить прерванный путь, но на этот раз он вел бы их не к гибели, а к спасению. Верлен тут же поручил Делаэ передать Рембо письмо, над которым, по его словам, размышлял полгода. Оно было одновременно и категоричным и трогательным. Если верить Делаэ, его содержание сводилось к одной фразе: «Возлюбим друг друга во Христе».
Спустя несколько дней пришел ответ, полный насмешек и оскорблений в адрес «нового Лойолы».
— Жалкие мыслишки! — ехидничал Рембо.
Однако Верлен, предвидевший подобную реакцию, не терял надежды. Сознавая всю сложность задуманного, он понимал, сколько оскорблений предстояло ему вытерпеть, — но именно они стали бы искуплением его грехов и его добродетелью. Уверовав в сей новый «крестный путь», он потребовал от Делаэ адрес Рембо. Артюр в конце концов согласился:
— Мне все равно, если хочешь, можешь дать мой адрес этому Лойоле.
Через три дня Верлен был в Штутгарте.
Можно себе представить, каково было изумление Рембо при виде Поля, одетого в просторный плащ, придававший ему вид разбойника с большой дороги, и в особенности при виде произошедшей в нем перемены: вместо былой непринужденности в общении Верлен демонстрировал пугающую серьезность и набожность, достойную какого-нибудь прелата.
Они начали с литературы. Верлен зачитал товарищу свои новые произведения, в частности, стихотворение «О Господи, любовь Твоя, как меч», которое позднее было найдено в выгребной яме в Роше; Изабель считала, что это стихотворение ее брата2.
Взамен Рембо отдал ему свои «стихи в прозе», которые переписал набело в Лондоне, с просьбой отослать Жермену Нуво, находившемуся в тот момент в Брюсселе, чтобы тот по возможности напечатал их в Бельгии. Таким образом, первая встреча прошла мирно, хотя все эти разговоры ничего не говорили ни уму, ни сердцу. Верлен не за этим приехал. Как только он приступил к главному — к религии, — Рембо предложил прогуляться по городу и в каждой пивной ставил ему пиво, зная, что оно плохо влияет на Поля. Спустя некоторое время последний, раздраженный саркастическими репликами Артюра, в конце концов потерял терпение и начал горячиться. Рембо не переставал издеваться, и Верленом овладели прежние демоны: «святой» принялся браниться на чем свет стоит, стуча кулаком по столу и не замечая искры иронии в глазах друга. Чтобы слегка развеяться, они отправились подышать воздухом за город, в маленький лесок. Здесь беседа одновременно оживилась и накалилась. Верлен, едва стоя на ногах, докучал Рембо, умоляя его подумать о своей душе. Тогда тот одним движением руки столкнул его в канаву.
Верлен никогда не упоминал об этой сцене по той причине, что считал ее всего лишь незначительным происшествием. Однако многочисленные биографы сделали из мухи слона и рисовали романтическую картину столкновения ангела света с ангелом тьмы или же битву Иакова (Рембо) с божественным ангелом (Верленом) у брода через Иавок. К примеру, Делаэ вносит такую деталь: оказывается, всю ночь Верлен, как бревно, провалялся в канаве, а на следующий день его, бесчувственного, подобрали сердобольные крестьяне и отвели в свою хижину. Чистой воды выдумки, так как у Делаэ было подтверждение тому, что поэты расстались друзьями — это явствует из письма, посланного ему Рембо 5 марта 1875 года (по ошибке оно датировано пятым февраля, но на штемпеле стоит 6 марта):
На днях сюда приезжал Верлен с четками из клешней рака… Три часа спустя мы отвергли его бога и заново распяли Спасителя. Он пробыл здесь два с лишним дня, вел себя очень рассудительно и, как мне думается, возвратился в Париж, чтобы там на острове[150] закончить свое обучение.
Мне осталось всего неделю провести на Вагнерштрассе и мне жаль потраченных денег — я им платил, а они меня ненавидели — жаль всего того времени, что я потерял здесь. 15-го у меня появится Ein freundliches Zimmer[151] неважно где, к тому же я так усиленно штудирую язык, что вполне мог бы уложиться самое большее в два месяца,
Все здесь в общем-то неважно, исключая одно: Riessling[152], покал котороффо я опрокитыфаю, фоссетая напротифф холмофф, литсесреффших еффо роштение, са тфое неистошчимое сторофъе. Светит солнце, стоит мороз — все это удручает.
После 15 пиши «до востребования», Штутгарт.
В верхнем левом углу письма — рисунок, отдаленно напоминающий дом профессора Любке, со следующей подписью: «Wagner verdamnt in Éwigkeit»[153]. Надо сказать, что великий музыкант порядком утомил Рембо, так как с 27 февраля по 5 марта в Штутгарте проходила так называемая Wagnerwoche[154], неделя, учрежденная Листом и посвященная автору «Кольца Нибелунга». В нижнем углу письма другой рисунок изображал штутгартский старый город: странный пейзаж, на котором можно видеть пузырьки, стаканы с различными надписями (Riessling, Fliegent Blatter[155] и т. д.), трамваи, человеческие фигурки и непристойности3.
Верлен, как только у него появилась возможность, отослал рукопись «Озарений» Жермену Нуво, вероятно, из Арраса («2.75 франков за отправку!» — уточняет он в письме Делаэ от 1 мая 1875 года), после чего отправился в Англию, где быстро нашел себе место учителя в частной школе «Грэмма скул» в деревне Стикни, неподалеку от Бостона[156].
17 марта Рембо сообщил матери и сестрам свой новый адрес: Маринштрассе, 2, 3 этаж.
Я живу в центре города в огромной меблированной комнате и плачу за нее 10 флоринов, что составляет 21 франк 50 центов, включая различные услуги; ежемесячно я получаю 60 флоринов пансиона, впрочем, я в них не нуждаюсь, так как постоянно прибегаю к маленьким ухищрениям и тем самым изрядно сокращаю свои расходы — заодно помогает такая штука, как привычка.
150
Остров: или Иль-де-Франс («французский остров»), центральный район Франции, где находится Париж (эта территория практически со всех сторон окружена реками), или Иль де ля Сите, остров на Сене, центр Парижа; имеется в виду сама столица Франции.
156
Город в Англии в графстве Линкольншир; не путать с Бостоном в США, столицей штата Массачусетс.