Выбрать главу

Надо думать, Верлен, узнав об этом, посмеялся над случившимся. В двух статьях в «Людях современной эпохи», а также в письме от 17 ноября 1883 года (Альберу Максу?) он упомянул эту «vedova molto civile», намекая, что у Рембо было небольшое амурное приключение. По всей видимости, на самом деле оно не вышло за рамки безличной жалости или же чистой благотворительности.

«Рассказывая мне эту историю, — добавляет Делаэ, — Рембо воздержался от подробностей, которыми обычно изобиловали его письма. Я спросил его, что это за женщина. Он ответил:

— Хорошая женщина.

— Молодая?

Он пожал плечами, как будто мой вопрос показался ему по меньшей мере странным:

— Ну… нет.

Я не настаивал»[163].

Отметим также, что Делаэ получил визитную карточку Рембо (сохранилась) с его миланским адресом, написанным от руки: «Пьяцца дель Дуомо, 39». Этот дом уже много лет как снесен, и мы никогда не узнаем, кто была та гостеприимная вдова.

Милан был всего лишь этапом. Рембо строил другие планы: завербоваться в ряды карлистов (идея, украденная у Верлена) или отправиться на Бриндизи[164] в Адриатику, чтобы затем попасть на острова Киклады (на Кею, Наксос или Сирое), где Анри Мерсье мог бы подыскать ему место рабочего на мыловаренном заводе, в который у него были вложены деньги10. Как бы то ни было, он пересек Ломбардию, останавливаясь в Александрии, Генуе и Ливорно в Тоскане. Но по пути из Ливорно в Сиену его сразил солнечный удар. Французский консул в Ливорно поместил Артюра в больницу и, как только он поправился, занялся его репатриацией через Марсель.

В консульском реестре можно прочесть11:

«1875, июнь, 15-е число. Репатриация г-на Рембо, Артюра, сына Фредерика и Катрин Кюиф, уроженца Шарлевиля (департамент Арденны). Возраст 20 лет.

На его отправку в Марсель

пароходом «Генерал Паоли»

и посадку на судно 12,50 фр.

Выдать денег 3,20 фр.

За 2 дня, проведенные г-ном

Рембо в Стелле 2 фр.

Итого: 17,70 фр.

Однако в Марселе еще не вполне выздоровевший Рембо снова очутился в больнице, где ему пришлось провести несколько недель. Очевидно, именно оттуда он послал Делаэ письмо, в котором рассказал о своих последних приключениях. Тот тут же поделился новостью с Верленом: «В настоящий момент Ремб в Марселе, и, по всей видимости, прежде чем там очутиться, обошел пешком всю Лигурию. После всех мытарств консул в приказном порядке отправил его на родину. Как бы то ни было, он заявляет о своем намерении податься к карлистам (!) и изучать испанский, а также продолжает упражняться в надувательстве нескольких еще оставшихся у него друзей»12.

Верлен из Стикни поспешил передать это известие Жермену Нуво, который находился в Пурьере (департамент Вар), а тот в свою очередь рассказал все Жану Ришпену, который в то время был в Лондоне: «У меня известие от П. В. Вполне возможно, на днях ты встретишь его в Лондоне, он там будет проездом по пути во Францию. Рембо, должно быть, сейчас в Марселе. Но у меня нет его адреса, да и что с ним, я тоже не знаю; кажется, он вступает в ряды карлис-тов!» (Письмо от 27 июля 1875 года.)

Делаэ оставил нам два рассказа об этой попытке завербоваться к карлистам; они несколько отличаются друг от друга. Первая версия: «Он вербуется в отряды карлистов и возвращается в Париж весь в наградах»13. Вторая версия: «Тогда он собрался записаться в отряды к карлистам, которые формировались по ту сторону Пиренеев, но тут восстание закончилось, и вербовщики исчезли». Основываясь на первой версии, Шарль Морра пишет во «Французской газете» от 21 июля 1901 года: «Мой друг поэт Рауль Жинест повстречал Рембо в Марселе. Тот как раз записался в отряд карлистов»14.

Вернемся к Верлену и Делаэ. Последний работал в отделе актов гражданского состояния в мэрии Шарлевиля и продолжал вести переписку с первым. Поэт сообщает ему 1 июля о том, что взялся за изучение итальянского и испанского и помогают ему в этом Данте и Сервантес.

Потом пришла пора каникул. В августе Верлен пригласил Делаэ, получившего наконец степень бакалавра, провести вместе с ним несколько дней в доме его матери в Аррасе. Там в один прекрасный день, листая фотоальбом, он вдруг взял неприклеенную фотографию Рембо, поместил ее напротив портрета своей жены и закрыл альбом со словами: «Я соединил двух людей, из-за которых страдал больше всего». «Как ты можешь!» — воскликнул Делаэ. «Очень просто — это правда», — мрачно парировал Верлен15.

Надо сказать, что, по всей видимости, Рембо регулярно всплывал в их разговорах — и ничего хорошего они о нем не говорили.

Разумеется, когда через некоторое время Жермен Нуво покинул Париж, чтобы снова отправиться в Пурьер через Марсель, он получил задание разыскать там Артюра. В своем письме Верлену от 17 августа он докладывает, что поиски были безуспешны, й присовокупляет к посланию ряд рисунков: так, мы видим Нуво в Старом порту в час дня, он смотрит, как тень наползает на кафе с вывеской «Вермут», и задается вопросом: «Кто знает?»…

Тем временем в Пурьере его ожидало письмо от Форена, отрывок из которого он приводит Верлену: «Если верить Форену, Рембо в Париже, живет с Мерсье и Кабанером».

О пребывании Артюра в Париже нам известно немного. Лишь некоторые отрывочные сведения сообщает Делаэ в письме Верлену: «Этот несчастный хвастается с несвойственной для него болтливостью тем, что дал пинок под зад всему свету»16.

Со своей стороны Изабель рассказала П. Берришону о том, что ее мать, сестра Витали и она сама жили в Париже в июне, июле и августе 1875 года, куда ездили по совету врача для лечения синовита[165]; через шесть месяцев ее младшая сестра умерла от этой болезни. Они выехали из Шарлевиля в среду 14 июля в четыре утра. Вот что говорится об этом в дневнике Витали, хранящемся в музее Рембо в Шарлеви-ле — Мезьере: «Вторник, 13 (июля). Завтра мы едем в Париж. Сколько радости и волнений!.. В прошлом году мы были в столице Англии, в этом году — в столице Франции. (…) Сейчас 8 вечера, а завтра в 4 утра мы уезжаем. Сколько всяких мыслей! Да уж всяких!!!»

Увы, на этих словах дневник заканчивается. Изабель рассказала Берришону кое-что еще: «Когда мы его покидали (Артюра в Париже. — П. П.), он как раз получил место репетитора в Мезон-Альфор»17. Было ли это во время каникул? Какое значение придавал этой работе Рембо? Тайна, покрытая мраком.

24 августа Верлен послал Делаэ (несохранившееся) письмо для Рембо: «Посылаю тебе письмо для Рембо, передай ему, если он здесь, пошли, если он уехал. Думаю, я делаю то, что нужно. Хотя — как знать?» К письму прилагалась «коппейка» под названием «Ultissima verba»[166] с иллюстрацией в виде рисунка, где был изображен Рембо, рухнувший на стол, заставленный бутылками и стаканами:

Хочу хлестать абсент и всюду нос совать. А тут скучища — смерть, и некуда деваться. Вот, я по нужде иду в театр Гатти[167]. Да, в «Девяносто третьем» есть чему проти — вно пахнуть, как нужник18. А Кро и Кабанер перечат мне: «Да ну!» — на старый свой манер. Мегера [168] на меня с прибором хочет класть. Так чем же мне заняться? Дьявол! Вот напасть! К карлистам было я хотел уже податься, Но лучше жрать дерьмо, чем с жизнью расставаться[169].
вернуться

163

Неопубликованная записка, хранится в библиотеке Жака Дусе. — Прим. авт.

вернуться

164

Город-порт в Италии (Апулия) на берегу Адриатического моря. В древности — лучшая римская гавань (в те времена назывался Брун-дизий).

вернуться

165

Воспаление оболочки, выстилающей сустав, крайне болезненно; как таковое не опасно, но может приводить к летальному исходу на фоне онкологических заболеваний. Судя по всему, в семье Рембо имелась наследственная предрасположенность к раку (сам Артюр умер от рака, спровоцированного тем же самым синовитом).

вернуться

166

Последние слова (лат.).

вернуться

167

Известный театр в Лондоне. — Прим. авт.

вернуться

168

Так Делаэ, Рембо и Верлен называют в своих письмах г-жу Рембо. — Прим. авт.

вернуться

169

Пер. И. Терновского.